Изменить размер шрифта - +
Пожалуйста, — очень тихо сказал седой. И Илар отступился. Того, что он успел считать, было более чем достаточно. Пожалуй, даже больше, чем он на самом деле хотел бы знать.

Несколько минут они сидели в тишине. Солнце опустилось за горизонт, в комнате стало совсем темно.

— Я хочу понять — как вы смогли измениться, стать, по сути, полной противоположностью тому, чем являлись? Обычно властолюбцы не меняются, их приходится уничтожать.

— Да, это так. — Илар усмехнулся. — Наверное, я просто «объелся» властью и осознал, что есть что-то иное, недоступное мне. Потому и ушел. Но не буду гнать лошадей, я потом поведаю вам обо всем. А теперь я хочу услышать продолжение вашего рассказа. Возможно, ваш путь — это выход для очень многих миров…

— Возможно, — пожал плечами собеседник. — Миры, думаю, все разные. И люди в одном не похожи на людей в другом.

— Во многом все же похожи.

— Не знаю, сам не видел, поэтому не могу судить.

Он помолчал, затем прокашлялся и начал говорить. В хриплом, иногда срывающемся голосе было отчетливо слышно, что он не рассказывает — он вновь переживает то, что сейчас уже стало далеким прошлым, но по-прежнему осталось в близком «вчера».

Наступила ночь, а в комнате все осталось таким, каким было перед закатом, — разве что собеседники поменялись ролями. Теперь Илар внимательно слушал историю своего визави, все глубже погружаясь в нее, проживая чужую жизнь вместе с ее обладателем, этим седым мужчиной. Командор знал: он должен понять, как простому человеку удалось достичь невозможного. И он поймет.

 

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

 

I

 

Двадцать тысяч дней и ночей пройдет,

Человек родился, человек умрет.

Люди боятся смерти.

Так было всегда, так есть, и так всегда будет. Сменяются поколения и нравы, уходят и вновь возвращаются эпохи, когда жизнь человеческая не стоит ломаного гроша, но, так или иначе, люди боятся смерти.

И это естественно. Человеку вообще свойственно бояться неизвестности.

Люди на протяжении многих тысячелетий искали способ справиться со своим страхом. Они придумывали себе все новые и новые объяснения того, что ждет за гранью, откуда никто не возвращается: одни верили в загробную жизнь, рай или ад, другие надеялись на перерождение в иных мирах и телах, третьи допускали вероятность посмертного существования хотя бы в виде призрака, четвертые находили более оригинальные пути — но все как-нибудь, да объясняли себе, что будет «потом». Люди искали себе кумиров, совершивших невозможное: ни одна религия, ни одна мифология не обходилась без святого, чудотворца, бога, героя — неважно кого, лишь бы он вернулся к жизни, умерев.

Но вера помогала не всегда, а главное — не всем: что толку от рая или ада, от бесконечной цепочки реинкарнаций, если нет сил поверить в них всей душой, нет сил не просто надеяться — знать, что это будет. И люди, на время удовлетворяясь найденным объяснением, через год или десять лет, но начинали искать новый способ борьбы со страхом смерти. Над смертью пытались смеяться — и в моду входили истории о забавных, неповоротливых зомби; раз в году, на праздник Всех Святых, люди надевали маски и костюмы разнообразных мертвецов, пугали знакомых и пугались, если кто-то из ряженых успевал выпрыгнуть из-за угла и скорчить страшную рожу первым, а после вместе хохотали над секундным ужасом. Смерть презирали — и появлялись тысячи тысяч героев, бесстрашно идущих в самое пекло, насмешливо скалясь в лицо костлявой.

И многие справились.

Многие — но далеко не большинство.

А потом наступил девятнадцатый век, мир вздрогнул, и изменения, медленно шедшие долгое время, внезапно ускорили свое течение.

Быстрый переход