— Оставь меня в покое! — выкрикнул он и швырнул в нее стаканом.

Осколки стакана разлетелись по полу позади Барбары, но она не отступала.

— Прошу тебя. — Теперь она уже рыдала в голос.

— Я больше не буду повторять! — Оливер поднялся с кресла и шагнул к ней.

Этого оказалось достаточно. Барбара повернулась и бросилась в дом.

А Оливер, сотрясаемый внутренней дрожью, опустился в кресло. Несколько минут он смотрел в темноту, затем пошарил под креслом, достал револьвер тридцать восьмого калибра и приставил дуло к голове. В револьвере из шести патронов был всего один. Оливер положил палец на спусковой крючок, крепко зажмурился и нажал.

* * *

А Барбара взбежала по лестнице в свою спальню, встала на колени перед гардеробом и, открыв нижний ящик, принялась шарить среди свитеров, пока не нашла конверта. Она вытащила его и долго смотрела, как он дрожит в ее руке. Завтра же она передаст его. Теперь терять уже нечего.

Глава 22

Джей изловчился поднести руки к глазам, что было нелегко сделать в таком холодном тесном месте. «Может, это и есть ад», — подумал он, сумев наконец нажать на кнопку на часах и при призрачном голубоватом свете жидкого кристалла увидеть время. Было почти четыре часа ночи. Громкая музыка и голоса постепенно умолкли около часа назад. И насколько он мог судить, в баре было пусто. Однако он все еще не решался вылезти из вентиляционной трубы и спуститься в мужской туалет «Местечка Мэгги». Когда Джей днем зашел в туалет, он заметил эту трубу. И тогда ему пришло в голову забраться в нее.

В одиннадцать вечера, когда в баре было полно местных жителей, пришедших отдохнуть в четверг вечером, он вошел туда как можно незаметнее, низко опустив на глаза бейсбольное кепи. Он направился прямо в маленький туалет, вошел туда, удостоверившись, что там никого нет, закрыл деревянную дверь, но не запер на маленькую задвижку, залез на ближайший к трубе писсуар и, подтянувшись, забрался в узкое отверстие.

Он с трудом там уместился и волновался, как бы кто-нибудь не заметил торчавший оттуда ботинок. Через семь футов металлическая труба поворачивала на девяносто градусов вправо, и Джей был не в состоянии двинуться дальше. Он подтянул ноги насколько мог, но невозможно было сказать, видно его или нет. По счастью, никто его не обнаружил, хотя в туалет, с тех пор, как он туда залез, заходили много раз. Он считал, сколько раз скрипела дверь, когда ее открывали, — надо же было чем-то занять свой мозг.

Джей сделал глубокий выдох, чтобы уменьшить объем груди, затем пополз назад, пока сначала ступни, а потом и все ноги не вылезли из вентиляционной трубы. Одним из ботинок он нащупал верх писсуара, затем высвободил торс и голову и соскочил на пол. По телу его пробежала дрожь, он потянулся и сделал глубокий вдох. Так приятно не чувствовать тока воздуха, дувшего из кондиционера в лицо, и быть в состоянии сделать нормальный вдох. Залезая в трубу, Джей не знал, страдает ли он клаустрофобией. И хотя он несколько раз был близок к панике, испытание оказалось для него не столь тяжелым, как он опасался.

Он подошел к двери, прижал к ней руку и замер. Она громко заскрипит. Он столько раз в течение вечера слышал этот скрип. Но не мог же он сидеть в туалете всю ночь. Если в баре еще кто-то остался, он прикинется пьяным и скажет, что отключился, затем поспешит уйти.

Он мог не беспокоиться. В баре не было никого. Табуреты и стулья лежали перевернутые на стойке и на столах, и единственным освещением был прожектор над баром да длинная тонкая флюоресцентная трубка, висевшая над игорным столом в одном из углов. Пол был покрыт опилками в пятнах от пива, но все уже ушли. Он быстро пересек зал, направляясь к ступеням, по которым днем взбирался Патрик.