Когда Роджер вошел, миссис Китт сидела на постели в подушках, — пожилая женщина с живыми глазами и впалыми щеками, с выдающейся челюстью и острыми скулами, настоящий скелет, тень прежней миссис Китт, «грозы суда», которой она всегда слыла. Однако в ее взгляде не чувствовалось ни смирения, ни покорности, а в манерах сквозила напористость.

— Ага, вы — тот самый знаменитый полицейский, — начала она слабым голосом, который, как ни странно, не казался слабым. — Ваше счастье, что вы держались подальше от моего суда, я бы скорехонько вас развенчала. Что именно вам хотелось узнать? Я пыталась оградить своего мужа от безумной ошибки, которую он чуть было не совершил несколько лет назад и в случае необходимости я снова поступила бы также.

Не может быть сомнения, что так оно и было бы, если бы ей предоставилась такая необходимость…

— Кто собирал деньги для шантажиста?

— Человек, называвшийся Брауном.

— Всегда один и тот же человек?

— Да.

— Сколько вы ему давали?

— Каждый раз 10 фунтов.

— Это все?

— Гораздо больше, чем я могла себе позволить.

— Платили ли вы ему также натурой, миссис Китт?

— Если вы имеете в виду, давала ли я ему героин или какой-нибудь другой наркотик из запасов мужа, то нет, никогда…

Ей нельзя было не поверить.

— Отказывались ли вы когда-нибудь платить?

— Пыталась.

— Что произошло?

— Мне это не удалось.

— Знаете ли вы кого-нибудь еще, кто вас шантажировал, кроме Брауна?

— Нет.

— Догадываетесь ли вы, каким образом кто-то мог разнюхать, что много лет назад доктор Китт незаконно продал наркотики?

Ее резкие черты еще больше заострились, черные глаза блеснули.

— Да.

— Почему?

— Это было сделано через фармаколога, который в то время работал в Лигейте, через Роули. Либо он тогда проболтался, либо позднее.

— Сколько времени вам было известно, что Роули занимается махинациями с наркотиками?

— Я вообще ничего не знала до появления шантажиста, а после этого Роули уехал из Лигейта.

Несмотря на ее кажущееся хладнокровие, миссис Китт была напряжена до предела, так что в скором времени врач несомненно потребует прекратить допрос. Поэтому Роджер спокойно спросил:

— Как вы думаете, миссис Китт, почему на вас напали в тот вечер?

— На прошлой неделе я сказала Брауну, что не смогу так дальше, продолжать и обо всем расскажу полиции, если он не прекратит свои вымогательства. По-видимому, он перетрусил…

«Может быть, и да, — подумал Роджер, — этим объясняется нападение на миссис Китт, но тогда все остальное по-прежнему не ясно…»

— Теперь прошу вас, — начал врач.

— Один последний вопрос. Есть ли у вас основания предполагать, что к этому делу причастен преподобный Питер Вейт?

Она улыбнулась.

— Питер Вейт? Нет. У меня нет подобных диких предположений. Я всегда боролась против травли автомобилистов и, видит бог, буду продолжать в том же духе. Но меня всегда интересовало, что и как можно говорить моим противникам, и я восхищалась его выдержкой, сэр. Да, выдержкой! Нужна большая сила духа, чтобы продолжать работать так, как это делает Питер Вейт. Его все покинули, однако он не сдается, даже после провала дела Роули, когда любому бы человеку было ясно, что у него не было ни малейшего шанса на успех. А он не сложил оружие… Он продолжал мне писать, протестуя против каждого заявления, которое я делала в суде.