Конечно, у тебя не было достаточных оснований так набрасываться на этого негодяя, но можешь же ты сказать, что в тот момент ты ПОДУМАЛ, что такие основания имеются. И потом Мэнни, дорогой! Слушай, накануне подстрелили твоего лучшего товарища.. Не удивительно, что ты был взвинчен. Что бы произошло, если бы этот вор выхватил пистолет? Тогда бы тебя обвинили за то, что ты сделал?
Он негромко рассмеялся, впервые после возвращения домой подошел к жене, откинул назад ее голову и заглянул в глаза.
— Пригрози он оружием, мне бы ничего не сделали, если бы я его даже убил. Но у него никакого оружия не было.
— Мог же ты подумать, что он достает пистолет из кармана?
— Мэг, Мэг, — Бирвитц покачал головой.
Он нагнул голову, потом их губы слились. Сначала он поцеловал ее нежно, потом все более страстно. Одна его рука скользнула от ее подбородка к груди, вторая прижала ее крепко к себе, так что он почувствовал упругую мягкость ее тела.
— Пойдем наверх, — прошептал он ей на ухо, — докажи мне, что ты меня действительно простила. Пойдем же…
Он снова ее поцеловал, потом, взяв двумя руками под локти, начал приподнимать.
— Мэг…
— Нет, нет, не теперь, Витци, ВЫСЛУШАЙ МЕНЯ. Я должна позвонить по телефону репортеру Энвиллу и сказать ему, что ты подумал, будто этот Диббл хотел пустить в ход пистолет. Ты сам ему этого сказать не можешь, потому что ты обязан обо всем доложить «старику», но я могу разговаривать с представителями любой прессы. Если это сообщение утром появится в «Глоубе», оно непременно поможет. Ведь никто не сумеет доказать, что это неправда… не совсем правда.
Бирвитц отступил от нее пристыженный.
— Ты права, — сказал он, — время для страсти придет позднее…
Мэг поднялась и пошла к телефону, находившемуся в коридоре, куда легко можно было попасть из любой комнаты.
— Где та карточка, которую он дал тебе? — спросил он. — Я сам наберу номер. — Он невесело рассмеялся: — Вот это и называется борьбой за существование!
Мэг протянула ему карточку. Бирвитц набрал номер и, услышав длинные гудки, передал трубку жене. Сам он встал рядом, поддерживая жену рукой за талию, пока она просила соединить ее с Энвиллом. Прошло довольно много времени, им стало казаться, что репортера нет, но вот в трубке послышался мужской голос.
Мэг напряглась.
— Мистер Энвилл?
Пауза. Мэг посмотрела на Витци и улыбнулась.
— Мистер Энвилл, это миссис Бирвитц. У меня состоялся долгий разговор с мужем… Оказывается, кое-что он не хотел сказать своему начальнику, потому что это слишком походит на попытку оправдаться, но мне-то кажется, вы должны знать… Да, я уверена, что это важно… Хорошо, я подожду.
Она прижала трубку к груди:
— Не волнуйся, дорогой, все будет олл-райт.
Разговаривали они минут 10. Мэг отвечала на придирчивые вопросы репортера, иногда обращалась к Бирвитцу за уточнениями. Когда она наконец опустила трубку и молча посмотрела на мужа, ее глаза были широко раскрыты. Как ни странно, этот разговор подействовал на нее гораздо сильнее, чем все остальное. Она в изнеможении прислонилась к стене.
— Пойдем, милая, — сказал он. — Пора спать. Ты безумно устала. Я приготовлю тебе чашку горячего молока…
— Витц, — сказала она, уже сидя на подушках. В руке у нее была большая чашка с молоком, над которым поднимался пар, похожий на дымок, — осталось еще одно важное дело.
— Очень важное?
— Да, я бы сказала.
— Не понимаю?
Она отпила молоко и медленно произнесла:
— Да, дорогой, похоже, что ты это совершенно упустил из виду. |