Изменить размер шрифта - +
Много ли золота сможет взять Мухловникова с Орона, пока Франц Давидович будет отсиживаться в Харбине,— и сил у нее маловато, да и работать сейчас некому. А вот хищничества большого она, при ее жадности, конечно, не допустит. Отдай же Ризер прииски в аренду кому–нибудь вроде Жухлицкого, он мог бы, возвратившись, очень просто не получить обратно ничего или, на худой конец, застать свои площади обобранными до последнего золотника. Умно старик поступил, умно, ничего не скажешь!

Аркадий Борисович повеселел, ощутил в себе прежнюю уверенность. Беззаботно смеясь, он обернулся к Ризеру.

– Не желаете ли, кстати, полюбоваться моей драгой?

– Я уже имел сегодня эту честь,— насморочным голосом отозвался Франц Давидович.— Мимо проезжали…

– Но жаль, не увидели вы ее в работе. Зрелище! Одного дыму сколько — в небо не вмещалось! Как из трубы броненосца. А гудок какой был — на двадцать верст в округе слышно!.. Раньше всем гостям показывал ее из этого окна — гордился, и законно гордился, Франц Давидович! «Интерсольранд», новозеландского типа, семифутовые ковши. Восемьдесят четыре тысячи рубликов я заплатил за нее, голубушку, да еще шестьдесят пять тысяч стоил мне ее провоз от Лондона до Чирокана. От Лондона до Чирокана! — путь–то каков, а? Но самое страшное — это когда тащили ее от Баргузина до Чирокана,— через хребты, по бездорожью… Один только паровой котел весит десять тонн! Двадцать пять пар лошадей тянули ее. А ведь еще понтоны, стакер, стакерный канат… Сколько мы лошадей тогда погубили,— кровью, бедные, мочились…

– Баргузинский горный исправник мне говорил тогда, что и люди у тебя гибли,— подал голос Ризер из глубины кресла.

– Двое. Сами виноваты — напились в стельку,— спокойно сказал Жухлицкий.— О чем это я?.. Ах, да! Был у меня там один жеребец по кличке Арапка. Страшенной силы конь. Мы его ставили коренником, чтобы он брал с места. Представьте себе, Франц Давидович: огромные сани, а на них котел, стальная махина такая. И вот Арапка упрется, раскачается и кэ–э–эк рванет! Это ж доисторическая какая–то сцена, торжество голого мяса над железом. Мамонты и зубры!.. Ведь главное — только с места сани сорвать, а там уж остальные лошади подхватывают…

– Этот ваш мамонт и зубр, он ведь еще и водку пил, а? — кисло спросил Ризер.

Жухлицкий захохотал.

– Пил, Франц Давидович, пил! Бутылку водки вольют ему в глотку,— только после этого сани тянул. С пьяных глаз так, бывало, рванет, что ай да ну!.. Я тогда сгоряча, помню, дал слово поставить ему золотые зубы, когда у него свои сотрутся…

Ризер хихикнул.

– Ну–ну?

– Не дождался он золотых зубов,— грустно сказал Жухлицкий.— Сдох…

– Надорвался, конечно?

– Кто его знает… Сдох и сдох…

– Сэкономил хозяину несколько золотников металла,— ехидно заметил старик.— Цены нет такому коню!

Жухлицкий добродушно рассмеялся, словно бы не заметив колкости в словах Ризера.

– Ну, посмеялись, пошутили, теперь можно и к делу.— Ризер сделался серьезен и немного печален.— Мы ведь с Мухловниковой приехали к тебе с просьбой… Чтобы ты засвидетельствовал своей подписью факт заключения между нами арендного договора…

– Помилуйте, но почему же именно ко мне? — с веселым изумлением воскликнул Жухлицкий.— Ведь вы должны были слышать, что я, к большому моему сожалению, не пользуюсь особым доверием Дарьи Перфильевны.

– Да–да, она и не хотела к тебе ехать, но…— Ризер сокрушенно развел руками.— К кому прикажешь обращаться? Не к Советам же! Шушейтанов и прочие недостаточно солидны для такого дела, а сказать прямо — просто мелочь.

Быстрый переход