Это сообщение обошло печать всего мира. Военные власти Советской республики отправили английского и американского офицеров по Сибирской линии и дали им полную возможность убедиться в лживости официального японского сообщения. Когда этот довод оказался выбитым из рук японских империалистов, им пришлось искать других поводов. Убийство двух японцев явилось с этой точки зрения как нельзя более кстати. 4 апреля произошло убийство, а 5 апреля японский адмирал, не дожидаясь никакого расследования, уже произвел высадку.
Ход событий не оставляет никакого места сомнению в том, что все было заранее подготовлено и что провокационное убийство двух японцев составляло необходимую часть в этой подготовке.
Таким образом, давно подготовлявшийся империалистический удар с Востока разразился. Империалисты Японии хотят задушить советскую революцию, отрезать Россию от Тихого океана, захватить богатые пространства Сибири, закабалить сибирских рабочих и крестьян».
* * *
Колеса успокоительно и монотонно отсчитывали рельсовые стыки. В сырых апрельских сумерках поезд спешил к Харбину, разноязыкому городу–притону, расположенному в полосе отчуждения КВЖД.
Будь возможность, один из пассажиров этого поезда охотно сменил бы тепло и комфорт первоклассного купе на промозглый неуют за стеной вагона — там он чувствовал бы себя в большей безопасности. По документам он значился Виктором Михайловичем Орловым, инженером управления КВЖД, командированным по служебным делам во Владивосток. В документах одно лишь было правдой — он действительно возвращался из Владивостока, куда ездил вовсе не из праздного любопытства. Николай Николаевич Ганскау, потомок обрусевших остзейских баронов, бывший капитан 15–го Сибирского стрелкового запасного полка, являлся одним из наиболее энергичных функционеров эсеровского «Временного правительства автономной Сибири» и правой рукой его «военного министра» подполковника Краковецкого.
После операции в конторе «Исидо», проведенной совместно с резидентурой японской диверсионно–разведывательной организации «Кокурюкай» («Черный дракон»), Ганскау и его напарник укрылись на конспиративной квартире в районе железнодорожного вокзала. Хозяин квартиры, жандарм, заочно приговоренный к расстрелу Иркутским ревтрибуналом, сходил на встречу с представителем «Черного дракона» и вернулся с неутешительными вестями. Японцы, обещавшие помочь уехать в Харбин тотчас после операции, просили подождать несколько дней. «Я и сам видел,— объяснил хозяин,— на вокзале полно красных, идет поголовная проверка документов. Подозрительных тут же арестовывают. Япошки обещают переправить вас через Гродеково».
Едва стемнело, Ганскау, осатанев от безделья и ожидания, плюнул на все и предложил пойти развеяться. Впавший в хандру напарник отказался. Тогда в поход по злачным местам барон отправился один. Он изрядно выпил, на Алеутской улице подцепил проститутку и из ее номера в гостинице «Централь» смог выбраться только утром.
Он еще издали почувствовал неладное — перед домом, где находилась конспиративная квартира, толпился народ, стояли две–три брички, а у ворот тускло поблескивали над головами жала штыков. Ганскау, не замедляя и не ускоряя шага, свернул в боковую улочку, прошел по ней до конца и, возвращаясь обратно, остановил вывернувшуюся из–за угла бабенку.
– Что это там люди собрались?
– А бандиты двоих зарезали, хозяина и квартиранта его,— охотно объяснила она.— Ночью, говорят, залезли в окно и… того. Знать, было что пограбить. Вот времечко–то настало — никакого порядка!
– Не говори, тетка,— машинально поддакнул он.
Уходя прочь, Ганскау ощущал в себе противное чувство запоздалого страха и еще — холодное бешенство. |