Мои пальцы ощутили, как под мягкой шубкой размеренно и абсолютно спокойно бьется его сердечко. Похоже, животное совершенно меня не боялось.
Я вышел в прихожую и наткнулся на Ленку и Миранду. Девочка аккуратно завязывала кроссовки – на мой взгляд, не слишком подходящую обувь для февраля. Домработница радостно закричала:
– Поймали, Иван Павлович? Давайте сюда, будет всем на ужин рагу с морковкой.
Я покачал головой:
– Нет, Лена, это мой приятель, познакомься – Филимон, впрочем, он не обидится, если станешь звать его Филей!
Ленка попятилась:
– Чего?
– Ничего, – вздохнул я, – кролик теперь мой, ясно? На рагу купи свинину.
Пока домработница пыталась уяснить смысл услышанной фразы, я нагнулся, взял один ботинок и чуть не задохнулся.
Миранда подняла голову:
– Жутко воняет, да? Это Василий. Видно, ты ему насолил чем‑то.
– Он всегда мстит таким образом? – со вздохом спросил я, разглядывая испорченную обувь. Ботинки было жаль, я купил их совсем недавно в хорошем магазине за немалые деньги.
Миранда встала и потянулась за тоненькой дубленочкой.
– Ага, если кто не понравится, кранты! А не нравятся ему все, кроме Настьки.
– Это кто такая? – Я из вежливости поддержал разговор, вынимая коробку с осенней обувью.
– Настька? – изумилась Миранда. – Ты ее не знаешь разве? В дуэте «Шоколадка» поет, муттер она мне.
Я решил перевести разговор на другую тему:
– А ты куда?
– Так в школу.
– Далеко?
Миранда осторожно потрогала серьгу в носу.
– В Южное Бутово.
Я изумился:
– На другом конце Москвы?! Сколько же туда ехать?
Девочка пожала плечами:
– Отсюда часа два, пожалуй.
– Но почему ты так далеко учишься? Разве Настя обитает в Бутове?
– Не‑а, в Тушине, – пояснила Миранда, – вернее, там живу я, а Настька лишь ночует, она все по концертам мотается, бабки рубит.
– Ступай вниз, – велел я, – отвезу тебя до места.
– На фига? Сама доберусь.
Я надел пальто.
– Девочки твоего возраста не должны спорить со взрослыми.
Миранда разинула ярко накрашенный ротик:
– Ну ты сказал! Чего же мне теперь, всегда молчать? Нашел дуру! Это в твое время дети взрослых боялись, а мы теперь свободные!
По‑моему, свобода и хамство разные понятия, но я ничего не сказал, а просто вышел из квартиры.
Филимона мы устроили на полочке у ветрового стекла. Кролик мгновенно уснул, словно всю жизнь раскатывал в «Жигулях». Миранда влезла на переднее сиденье и заявила:
– Отстойная машина.
– На другую не заработал. Какая же, по‑твоему, хорошая?
– Ну… «мерс» глазастый или «бээмвуха», – поделилась своим мнением девочка, – еще эта, как ее… «Феррари».
– Дорогая моя, «Феррари» одна из самых дорогих марок, ты когда‑нибудь ее видела?
– Так я целый месяц в ней ездила, – спокойно пояснила Миранда, бесцеремонно включая магнитолу, – у Леньки была красная, народ на дороге из тачек прям вываливался, когда мы катили!
– У какого Леньки?
– У Настиного любовника, Леньки Мазона, слыхал про такого?
– Нет.
– Он в группе поет, называется «Кофе Интернэшнл».
– И у него «Феррари»?!
– Ага, он меня в школу возил, а потом Настюха его пинком выгнала. Ты слушаешь «Русское радио»?
– Иногда.
– Отстой!
– Я думаю иначе.
– Всем ясно, что отстой!
– Послушай, а во сколько в твоей школе начинаются занятия?
– В девять, – спокойно сообщила Миранда, перенастраивая магнитолу. |