Последовавшая затем реакция Арчи не раз доводила до бешенства всех его исследователей. Он просто не ответил.

В комнате повисла тишина. Док слышал, как на станции то и дело щелкали раздвижные двери и тихо гудело оборудование.

— И так всегда, — взорвался Бун, — вечно он вытворяет такие штуки. Заткнется — и слова из него не вытянешь, будто онемел. Порой взял бы и…

— Брось, Арчи, — строго велел док, — со мной тебе не нужно играть в прятки. Я не буду тебя выспрашивать. Я просто зашел немного развеяться. Хочешь, что-нибудь сделаю для тебя?

— Почитай мне свежую газету, — сказал Арчи.

— О, для меня это истинное удовольствие, — заявил док.

— Только не комиксы, — предупредил Арчи, — не понимаю, что вы в них находите.

За окнами станции наступила ночь, которая на Венере длилась целую неделю. Снова пошел снег, порывы ветра гнали огромные белые заряды, но не настоящего снега, а параформальдегида. Из него состояли громадные гряды облаков, навечно закрывшие планету от космоса.

На гребне породы, возвышавшемся рядом с куполом станции, в защитном скафандре стоял Харви Бун и озирал окрестности.

Внизу виднелся один купол. То тут, то там на его поверхности вспыхивали пятна света от раскачиваемых ветром прожекторов над радиевыми шахтами.

В шахтах работали мощные машины, подключенные к «мозгу радона». В их устройстве применялись те же принципы, что и для контакта с Арчи, только по упрощенной схеме. Мозг, получив и распознав приказ, выполнял его посредством управляемых им механизмов. Но этот мозг не владел человеческими знаниями и не воспринимал их, в отличие от Арчи, который накапливал их вот уже сто лет.

Повсюду сновали люди. Все они были в блестящих кристаллических скафандрах, защищавших их от этого адского варева, которое называлось атмосферой Венеры. Один углекислый газ, а от кислорода и следа не осталось. Когда-то здесь было полно кислорода и водяного пара. Но кислород исчез, оставив вместо себя углекислый газ и формальдегид, а тот затвердел, соединившись с водяным паром.

Налетевший порыв горячего ветра взвил перед Буном облачко формальдегида, скрыв из вида станцию и людей, и его охватила дрожь. Он стоял, отделенный от всего мира вихрем белого облака, и ему никак было не отделаться от ощущения, что к нему кто-то подкрадывается сквозь эту пелену. То, что таилось в облаке снега, было страшнее самого страха, безудержнее паники, невыносимее ужаса.

Буну казалось, что еще секунда — и этот ужас навеки поглотит его, но наконец ветер унес снежное облако. Буря ухала и выла, словно желая загнать его обратно под купол. Танцующие вихри снега принимали жуткие призрачные образы. Пятна света внизу, над шахтами, фантастически переплетались с бешено мчавшимися белыми облаками.

Необъяснимая паника вновь охватила его. В порывах ветра ему слышались какие-то зловещие шорохи, кокой-то странный шепот. Разыгравшийся ветер злобно завыл и швырнул в него охапку снега.

Харви Бун вскрикнул и побежал. Невидимый ужас следовал за ним по пятам.

Он вбежал под купол станции и защелкнул дверь лаборатории на замок, но для дикого страха дверь не являлась препятствием. От него так просто не избавишься. Вылезая из скафандра, Бун заметил, как дрожат его руки.

— Нужно немедленно выпить, — проговорил он вслух.

Бун вынул из стола бутылку и отпил прямо из горлышка.

За его спиной раздался смех. Бун резко повернулся, его

нервы были натянуты как струны.

Из банки, стоявшей на столе, на него смотрело искаженное злобой лицо. Бун понимал, что ему это мерещится. Никакого лица там не было. В банке вообще не было ничего, что можно увидеть. Там был один только Арчи, а Арчи — это радон под давлением, который можно наблюдать только через спектроскоп.