Изменить размер шрифта - +
Но Ирэн была готова, и, сидя в коляске, он сказал:
     - А может, лучше посидим в Кенсингтонском саду? - и прибавил, подмигивая: - Там-то никто не разъезжает взад и вперед, - как будто она уже была посвящена в его мысли.
     Они вышли из коляски, вступили на эту территорию для избранных и направились к пруду.
     - Вы, я вижу, снова под девичьей фамилией, - сказал он. - Это неплохо.
     Она взяла его под руку:
     - Джун простила мне, дядя Джолион?
     Он ответил мягко:
     - Да, да, конечно, как же иначе?
     - А вы?
     - Я? Я простил вам, едва только понял, как, собственно, обстоит дело.
     И он, возможно, говорил правду: он всегда был душой на стороне красоты.
     Она глубоко вздохнула.
     - Я никогда не жалела, не могла. Вы когда-нибудь любили очень сильно, дядя Джолион?
     Услышав этот странный вопрос, старый Джолион устремил взгляд в пространство. Любил ли? Да как будто и нет. Но ему не хотелось говорить этого молодой женщине, чья рука касалась его локтя, чью жизнь словно приостановила память о несчастной любви. И он подумал: "Если бы я встретил вас, когда был молод, я... я, возможно, и наделал бы глупостей". Ему захотелось укрыться за обобщениями.
     - Любовь - странная вещь, - сказал он. - Часто роковая. Ведь это греки - не правда ли? - сделали из любви богиню; и они, вероятно, были правы, но ведь они жили в Золотом веке.
     - Фил обожал их.
     "Фил!" Это слово резнуло его, - способность видеть вещи со всех сторон вдруг подсказала ему, почему она им не тяготится. Ей хотелось говорить о своем возлюбленном! Что ж, если это доставляет ей удовольствие! И он сказал:
     - А он, наверно, понимал толк в скульптуре.
     - Да. Он любил равновесие и пропорции, любил греков за то, как они без остатка отдавались искусству.
     Равновесие! Насколько он помнил, этот молодой человек был совсем не уравновешенный; что касается пропорций... фигура у него была, конечно, хорошая, но эти странные глаза и выдающиеся скулы... пропорции?
     - Вы тоже из Золотого века, дядя Джолион.
     Старый Джолион оглянулся на нее. Что она, смеется над ним? Нет, глаза ее были мягки, как бархат. Льстит ему? Но зачем? С такого старика, как он, взять нечего.
     - Фил так думал. Он всегда говорил: "Но я никак не могу ему сказать, что восхищаюсь им".
     А, вот оно опять. Ее погибший возлюбленный; желание говорить о нем. И он пожал ей руку, отчасти обиженный этими воспоминаниями, отчасти благодарный, точно сознавая, как они связывают его с нею.
     - Очень талантливый молодой человек был, - проговорил он. - Жарко, на меня жара теперь действует. Давайте посидим.
     Они сели на стулья под каштаном, широкие листья которого защищали их от тихого сияния вечера. Приятно сидеть здесь, и смотреть на нее, и чувствовать, что ей хорошо с ним. И желание, чтобы ей стало еще лучше, заставило его продолжать.
     - Вы, вероятно, знали его с такой стороны, какую я не мог видеть. Вам он показал лучшее, что в нем было. Его взгляды на искусство казались мне немного... новыми, - он чуть не сказал: "новомодными".
     - Да, но он говорил, что вы понимаете толк в красоте.
     Старый Джолион подумал: "Говорил он, как же!" Но ответил, подмигивая:
     - Ну что ж, он был прав, а то я бы не сидел здесь с вами.
Быстрый переход