|
Очаровательна она, когда улыбается вот так, глазами. - Он говорил, что у вас сердце из тех, что никогда не старятся. Фил замечательно разбирался в людях. Старый Джолион не обманывался этой лестью, звучащей из прошлого, вызванной желанием говорить об умершем, - совсем нет; и все же он жадно ловил ее слова, ибо Ирэн радовала его взоры и сердце, которое - совершенно верно - так и не состарилось. Потому ли, что, не в пример ей и ее мертвому возлюбленному, он никогда не любил до отчаяния, всегда сохранял равновесие и чувство пропорций? Что же, зато в восемьдесят пять лет он еще способен наслаждаться красотой! И он подумал: "Будь я художником или скульптором!.. Но я старик. Надо жить, пока можно!" Двое, обнявшись, прошли по траве перед ними, по краю тени от каштана. Солнце безжалостно освещало их бледные, помятые молодые лица. - Некрасивое создание человек, - сказал вдруг старый Джолион. - Поражает меня, как любовь это превозмогает. - Любовь все превозмогает. - Так молодые думают, - сказал он тихо. - У любви нет возраста, нет предела, нет смерти. Ее бледное лицо светилось, грудь подымалась, глаза такие большие, и темные, и мягкие - прямо ожившая Венера! Но эта шальная мысль сейчас же вызвала реакцию, и он сказал, подмигивая: - Да, если б у нее были пределы, мы бы и на свет не родились. Ведь ей, честное слово, ставится немало препятствий. Потом, сняв цилиндр, старый Джолион провел по нему манжетой. Большой и нескладный, он нагрел ему лоб; эти дни у него часто бывали приливы крови к голове - кровообращение уже не то, что было. Она все сидела, глядя прямо перед собой, и вдруг проговорила еле слышно: - Странно, как это я еще жива! Слова Джо "загнанная, потерянная" пришли ему на память. - А-а, - сказал он, - мой сын видел вас мельком в тот день. - Это был ваш сын? Я слышала голос в холле; на секунду я подумала, что это - Фил. Старый Джолион видел, что у нее задрожали губы. Она поднесла к ним руку, опять отняла ее и продолжала спокойно: - В ту ночь я пошла к реке; какая-то женщина схватила меня за платье. Рассказала мне о себе. Когда узнаешь, что приходится выносить другим, становится стыдно. - Одна из тех? Она кивнула, и в душе старого Джолиона зашевелился ужас, ужас человека, никогда не знавшего, что значит бороться с отчаянием. Почти против воли он сказал: - Расскажите мне, хорошо? - Мне было все равно - жить или умереть. А когда дойдешь до такого, судьбе уж и не хочется тебя убивать. Эта женщина ухаживала за мной три дня, не отходила от меня. Денег у меня не было. Вот я теперь и делаю для них, что могу. Но старый Джолион думал: "Не было денег!" Что может сравниться с такой участью? С этим и все остальное связано. - Напрасно вы не пришли ко мне, - сказал он. - Почему? Ирэн не ответила. - Потому что моя фамилия Форсайт, наверно? Или Джун не хотели встретить? А теперь как ваши дела? Он невольно окинул глазами ее фигуру. Может быть, она и теперь... но нет, она не худая, право же нет. - О, ведь у меня пятьдесят фунтов в год, как раз хватает. Ответ не удовлетворил его; уверенность пропала. Уж этот Соме! Но чувство справедливости заглушило обвиняющий голос. |
