Изменить размер шрифта - +
И белые крысы, участницы эксперимента, вырастают прямо на глазах — до размеров кроликов и даже больше, при этом становятся крайне агрессивными, прокусывают ей халат и перчатки. В этом сне у Анастасии нет помощников, она вынуждена делать все сама: эксперимент засекреченный, довериться некому, и расчеты, и смешивание химикатов, и уход за лабораторными животными — все на ней. И вот она должна сделать очередной укол гигантской крысе, которая уже доросла до крупной собаки, а та вырывается, не дается, опасно скалит острые зубы и, наконец, вцепляется в ее руку со шприцем.

Анастасия кричит во сне, выдирает окровавленную руку из пасти мутанта, свободной рукой хватает швабру — и бьет, бьет животное, зло и отчаянно. Но главный кошмар еще впереди.

Забив ирреальную крысу до смерти, женщина обнаруживает, что это и не животное вовсе, а ее собственный сын. Она снова кричит — и просыпается, так же как и ночью, от собственного хриплого крика.

Проснувшись и сообразив, что ей снова приснился кошмар, Анастасия сначала не может понять — почему она уснула не в спальне, с трудом узнает собственную ванную, вздыхает облегченно и включает холодную воду. Что за глупость, будто ей поможет горячая ванна, ледяной душ — вот что ей сейчас необходимо.

Через четверть часа, завернувшись в махровую гигантскую простыню, Анастасия пьет свой остывший кофе уже на кухне. Кошмар утонул в ванне, теперь она собирается с духом, чтобы позвонить сыну. Закурив, она берется за телефон, слушает длинные гудки, напрягается — что-то случилось, — но в конце концов слышит на той стороне провода заспанный родной голос:

— Аллоу…

— Але, сыночка, ты как?!

— Мать, ну ты даешь, на часы посмотри, с ума сошла — в такую рань звонить. У тебя стряслось что-то?

— Да нет, ничего…

— Ну и нечего тогда звонить, — заявляет невежливый сынок и дает отбой.

— Вот паршивец! Как с матерью разговаривает, — уже сама себе говорит Анастасия, но «паршивец» в ее устах звучит ласково и даже влюбленно. Главное, что сын жив-здоров, теперь можно забыть ужасный сон и заняться делами, а дел накопилось немало, причем довольно срочных.

Анастасия снова берется за телефон:

— Доброго утречка, Афанасий Леонидович!

Ее собеседник узнает голос и недоуменно переспрашивает:

— Что так официально, Настенька? Случилось чего?

— Да назрели некоторые проблемки, и встретиться бы нам не помешало. Поговаривают тут, что ко мне ревизия какая-то хочет наведаться, добрый дружочек сообщил — обсудить с тобой надобно.

— Неужели опять ревизия? Зачастили что-то.

— Вот ты и побеспокоился бы, Фонечка.

— Ладно, не переживай — побеспокоюсь. Приезжай. На секундочку. Все обсудим…

 

Елисея Тимофеевича Голобродского тоже мучили кошмары сегодняшней ночью. Довольно часто в последнее время ему снилась война. Прибавив себе пару лет в военкомате, он пошел воевать добровольцем в пятнадцать и прошел войну до самых стен Берлина. Счастливой случайностью оставшийся в живых, фронтовик постоянно возвращался в своих сновидениях к тому критическому моменту, когда жизнь его висела на волоске.

Сегодня сценарий его сна несколько изменился. То же солнце пекло нещадно над безбрежными полями Украины, так же он остался в живых — один из всего взвода, отправленного на задание, но только он — желторотый новобранец — уже получил свое ранение, и больше, чем сохранность собственной жизни, его беспокоит невозможность доставить ценную информацию в штаб.

С глухим рокотом над его головой проносятся самолеты, нарезая круги все ниже и ниже, он точно знает, что обратного пути нет — поле, на которое он ступил с другими солдатами, оказалось заминировано.

Быстрый переход