Он явно меня боялся, даже перестал поворачиваться ко мне спиной, стал угрожать мне и понес уже совершенный вздор. Я сидел, прислушивался к голосам в комнатах над нами и думал, когда же он, наконец, заткнется. Я вовсе не собирался поверять ему свои чувства к Бабетте и свои надежды на нее.
Но не только об этом я думал. Вы спрашивали, как можно любить кого-то, будучи отчуж-денным от всего земного. Дело в том, что вампир может думать о нескольких вещах одновре-менно. Например, о том, что ты в опасности и, возможно, скоро погибнешь, и в то же самое вре-мя о чем-то совершенно абстрактном и отвлеченном от действительности. Так было со мной тогда. В глубине души, не облеченная в слова, во мне жила мысль о том, какой прекрасной и возвышенной могла бы стать наша дружба с Лестатом, как мало препятствий стояло на пути к этому и как много нас объединяло. Наверное, любовь к Бабетте навела меня на подобные раз-мышления. Пропасть, разделявшую нас с ней, я мог преодолеть лишь одним способом – взять ее жизнь, слившись в последнем смертельном объятии, удовлетворить одновременно жажду любви и жажду крови. Но моя душа хотела познать Бабетту без убийства, не отнимая у нее ни минуты жизни, ни капли крови… Я хотел невозможного. Другое дело – Лестат, будь он хоть немного умнее и порядочнее. Я вспомнил предсмертные слова слепого старика: Лестат – блестящий уче-ник, влюбленный в книги, отобранные у него и сожженные. Сам я знал только того Лестата, ко-торый называл мою библиотеку «грудой пыли» и высмеивал мою страсть к чтению и углублен-ным размышлениям.
Шум в доме начал стихать. Потом все смолкло, и лишь иногда слышались звуки шагов и скрип половиц. Слабый, неровный свет пробивался сквозь щели в потолке. Лестат ощупывал кирпичные стены с чисто человеческим выражением безысходности и отчаяния на лице. Я по-нял, что, выбравшись отсюда, мы должны распрощаться друг с другом. Ради этого даже согла-сился бы переплыть океан. Понял, что мирился с ним только потому, что мне не хватало уверен-ности в собственных силах. Обманывал себя, что иду на жертвы только во имя спокойной жизни его старика и моей сестры с мужем. На самом же деле я оставался с Лестатом, потому что мне казалось, что он посвящен в тайны, без знания которых вампиру обойтись нельзя, и без него я ничего не узнаю. Но главное, он был единственный, кого я знал из мне подобных. Он никогда не рассказывал мне, как произошло его обращение, или где найти других вампиров. Это все еще волновало меня. Я ненавидел Лестата и хотел расстаться с ним, но кто знает, готов ли я остаться один?
Я сидел и думал, а Лестат гнул свое: я, мол, ему больше не нужен, и он не потерпит таких выходок, в особенности дерзких шуток каких-то Френьеров. По его словам, надо быть готовым ко всему, когда отопрут дверь.
«Помни! – говорил он. – Сила и быстрота – вот против чего им не удастся устоять. Ну и, разумеется, страх. Главное – вселить ужас во врагов. Забудь свою сентиментальность! Она мо-жет слишком дорого нам обойтись».
«Ты хочешь, чтоб мы разошлись?» – спросил я. Я надеялся, что он скажет «да», потому что боялся сам принимать решения. Точнее говоря, я еще не разобрался в своих мыслях.
«Пока что я хочу добраться до Нового Орлеана! – ответил он. – Я просто предупреждаю, что могу обойтись без тебя. Но сейчас нам лучше держаться вместе. Ты еще не знаешь, что в твоей власти, ты даже не понял, кто ты есть на самом деле. Если эта женщина придет одна, дей-ствуй силой убеждения. Но если она приведет других, приготовься стать самим собой».
«Кто же я есть на самом деле? – спросил я. Никогда раньше эта загадка не мучила меня так сильно. – Что значит стать самим собой?»
Лицо Лестата выражало отвращение. Он вскинул руки.
«Приготовься… – оскалился он, демонстрируя чудовищные зубы, – стать убийцей! – Вдруг он поднял глаза наверх, прислушиваясь. |