Наглец!

— Убийство тебя заинтересует?

Он перестал улыбаться, голубые глаза помрачнели.

— Кого убили?

Наверное, мелочно продолжать на него дуться.

— Весьма вероятно, актрису театра «Вейл».

— Весьма вероятно?

— Тело пока не нашли, только… следы крови, как мне доложили. Что бы это ни значило.

Теперь, когда средства передвижения улучшились, и на улицах стало безопаснее, театр снова вернулся в город. Брод-стрит в районе Сохо намеревались сделать такой же знаменитой, как Мейфэр, и после некоторого сопротивления эта область постепенно стала обрастать театрами, мюзик-холлами и борделями.

Напарники сошли с омнибуса у паба «Ньюкасл-апон-Тайн», и Гаррет оглядел вымощенные булыжниками улицы. По обе стороны находились закусочные и пабы, хотя здесь можно было насытить не только желудок. В некоторых окнах виднелась вывеска «Даю уроки французского», а кое-где искусство «живых картин» превращалось в нечто более рискованное. По ночам женщины с дурной славой фланировали по городу в укороченных платьях, из-под которых выглядывали нижние юбки. Проведя детство в Ист-энде, Гаррет видел и не такое, хотя предпочитал не вспоминать о прошлом. И все же он сочувствовал проституткам, прячущим отчаяние под фальшивыми улыбками. Разумеется, Гаррет ничего поделать не мог… Но так и не забыл, что его мать тоже вот так вот улыбалась, до самого конца.

— А ты когда-нибудь бывала на театральном представлении? — спросил он Перри, чтобы отвлечься от мрачных дум.

Она выглядела такой же сдержанной и серьезной, как и всегда. Короткие, выкрашенные в черный пряди часто спадали на серые глаза, будто Перри пряталась ото всех, но когда зачесывала волосы назад, то сразу подчеркивала скулы и твердый подбородок. Упрямый подбородок. Он ей очень шел. Только Перри могла настолько вывести Гаррета из себя, что ему хотелось побиться головой о стену.

Они были напарниками почти шесть лет, однако ему казалось, что он все равно едва ее знает. Перри хорошо выполняла свои обязанности; выслеживала преступника по запаху и была дьявольски умна. Некоторые подтрунивали над Гарретом за то, что ему приходится работать с женщиной, но никто из них не знал правду.

Он сам вызвался.

Прием Перри в Ночные ястребы шел поперек всех правил, и Гильдия тогда на ушах стояла. Пусть Перри и голубокровная, но всего лишь женщина. Если бы дело решали парни, то ничего бы у нее не вышло. Если бы Эшелон прознал о случившемся… Аристократы жестоко преследовали таких, как Гаррет, тех, кого заразили случайно, а не по праву. И он даже представлять не хотел, что сотворили бы с женщиной. Скорее всего, заперли бы в сумасшедшем доме. Кому-то надо было за ней присмотреть, и он знал, что лучше него никто не справится.

Взглянув на театральную афишу, Перри заколебалась.

— Не такая уж я и зануда. И бывала на представлениях, правда довольно давно. Сейчас это сложно, ведь я — Ночной ястреб. Редко угадаешь, когда выдастся выходной.

Интересно. Гаррет почти ничего не знал о ее жизни до вступления в Гильдию, но расспрашивать было бесполезно. Перри молчала как рыба.

— Я слышал об этом спектакле. «Время интриг». Миссис Скотт утверждала, что он ужасно неприличный и остроумный.

— Та самая миссис Скотт со смятой постели?

— Да. — Хотя Гаррет мог бы придумать дюжину иных определений для вдовы. Миссис Скотт с внушительным декольте. Или миссис Скотт с умелым языком. Гаррет улыбнулся. Его напарница явно относилась ко вдовушке с предубеждением.