– Она широко раскрыла глаза и скосила их на меч. – Позволь мне попросить тебя сделать это одним ударом. Ведь мы когда-то были друзьями.
– Но ведь ты спасла его? – прокричал ДеВар. Его меч по-прежнему оставался недвижим.
– Таков был отданный мне приказ, ДеВар.
– Приказ? – В голосе его прозвучало недоумение.
– Когда с моим городом, моей семьей и мной случилось то, что случилось, я ушла прочь. Однажды ночью я набрела на лагерь и предложила себя солдатам в обмен на еду. И они по очереди владели мной, но мне было все равно, потому что я знала, что мертва. Но один из них оказался жесток – он хотел взять меня так, как я не хотела отдаваться. И тогда я обнаружила, что, если ты мертв, убивать легко. Я думаю, они убили бы меня, мстя за смерть этого солдата, все закончилось бы и, может, к лучшему для всех нас. Но меня не убили – меня увел их офицер. Меня доставили в крепость за границей Тассасена – во Внешний Гаспидус. В войске этом были люди Квиенса, но командовали ими прежние подданные короля. Там меня и обучили искусству шпионить и убивать. – Перрунд улыбнулась.
Она подумала, что будь она живой, коленки на холодном мраморном полу уже побаливали бы, но она была мертва, а потому коленки ныли у кого-то другого. Лицо ДеВара было мокрым от слез. Глаза его смотрели на Перрунд так, словно готовы были выкатиться из орбит.
– Но мне приказали не торопиться. И этот приказ отдал сам король Квиенс. УрЛейн должен был умереть, но не на вершине славы и могущества. Мне сказали: ты должна сделать все, что в твоих силах, чтобы он дожил до того дня, когда его постигнет полный крах. – Она улыбнулась едва заметной, робкой улыбкой и, чуть повернув голову, посмотрела на свою искалеченную руку. – И я сделала это и таким образом стала выше подозрений.
На лице ДеВара было выражение ужаса. Она подумала, что такие лица бывают у покойников, умерших в муках и отчаянии.
Она не видела, да и не хотела видеть лица УрЛейна. Лишь дождалась, когда он, получив известие, которое ей якобы только что сообщили, вызвав из комнаты, разразился рыданиями и упал лицом в подушку. Тогда она встала, подняла здоровой рукой тяжелую гагатовую вазу и обрушила на его череп. Рыдания прекратились. Он больше не шелохнулся, не произвел ни звука. Для вящей уверенности она полоснула его ножом по горлу, но сделала это, сидя на его спине, а потому лица так и не увидела.
– Значит, за всем этим стоял Квиенс, – сказал Де-Вар. Голос его прозвучал сдавленно, словно холодный клинок прижимался к его, а не к ее горлу. – Война, отравление.
– Не знаю, ДеВар, но думаю, что так. – Она скосила взгляд на меч. – ДеВар. – Она посмотрела ему в глаза с мучительным, умоляющим выражением. – Я могу сказать тебе и еще кое-что. Яд принесли в больницу для бедных юродивые. Там я его и взяла. Никто не знал, что это такое и для чего предназначается. Если ты уже арестовал няньку, то вот и все участники заговора. Больше сказать нечего. – Она помолчала. – Я уже почти мертва, ДеВар. Пожалуйста, прошу тебя, доделай дело. Что-то я вдруг так устала. – Она расслабила мышцы, державшие ее голову, и подбородок опустился на клинок. Теперь вся тяжесть ее головы и воспоминаний в ней приходилась на клинок, а через него – на ДеВара.
Металлическое лезвие, уже нагретое, медленно отклонилось вниз, и ей пришлось напрячься, чтобы не упасть лицом на кромку фонтанной чаши. Она подняла глаза. ДеВар, чья голова была опущена на самую грудь, убирал меч в ножны.
– Я сказала ему, что мальчик умер! – выкрикнула Перрунд. – Я солгала ему, прежде чем размозжить его мерзкий череп и перерезать его тощую старческую шею. – Она с трудом поднялась на ноги – все ее члены затекли. Она подошла к ДеВару и взяла его за локоть здоровой рукой. |