– Не говоря уже о тех, для кого титул короля был бы оскорблением, явным понижением! – вставил Йет-Амидус, появляясь из-за плеча генерала.
УрЛейн хлопнул ДеВара по плечу.
– Ну, видишь, ДеВар, даже мой добрый друг генерал ЙетАмидус справедливо числит меня среди тех, кто остался в выигрыше после падения прежнего режима, и напоминает мне, что моим нынешним высоким положением я обязан не своему коварству, не вероломству и не полководческим талантам, – сказал УрЛейн, в глазах которого засверкали искорки.
– Генерал! – сказал ЙетАмидус, на его широком, изборожденном морщинами мягком лице нарисовалась обида. – Я ничего такого не имел в виду.
Великий эдил УрЛейн рассмеялся и еще раз хлопнул своего друга по плечу.
– Я знаю, Йет, не волнуйся. Но ты понял, о чем я говорю, ДеВар? – сказал он, снова поворачиваясь к телохранителю, но в то же время возвышая свой голос и давая тем понять, что обращается ко всем присутствующим. – Мы смогли, – сказал им УрЛейн, – лучше управлять нашими делами, потому что над нами не висел постоянный страх получить нахлобучку от императора. Большие форты опустели, рекруты разбрелись по домам или превратились в банды разбойников, флоты передрались между собой, и часть кораблей лежит на дне, а часть гниет на берегу. На немногих из кораблей были капитаны, которые смогли удержать команды – не столько страхом, сколько уважением, – и некоторые из этих судов сейчас принадлежат морским компаниям. Самые старые компании получили немалую власть теперь, когда корабли империи перестали нападать на них. С этой властью они получили больше ответственности, получили новое положение. Они стали защитниками, а не хищниками, стражами, а не налетчиками.
УрЛейн оглядел присутствующих, которые стояли на черно-белых плитках галереи и мигали в неистовом полуденном сиянии Ксамиса и Зигена.
БиЛет кивнул с еще более рассудительным видом.
– Вы правы, государь. Я нередко…
– Империя была родителем, – продолжал УрЛейн, – а королевства (ив меньшей степени морские компании) были детьми. Большую часть времени нам разрешали играть друг с другом, если только мы не слишком шумели или не разбивали чего-нибудь, – тогда взрослые наказывали нас. Теперь отец и мать умерли, а жадные родственники оспаривают завещание. Но уже слишком поздно, дети повзрослели, покинули ясли и прибрали к рукам весь дом. Да, мы оставили шалаш на дереве, чтобы занять все имение, и не должны демонстрировать неуважение к тем, кто прежде пускал кораблики в пруду – Он улыбнулся. – Обращение с их послами должно быть таким, какого мы хотим для наших – во всяком случае не хуже. – Он хлопнул БиЛета по плечу, отчего тот вздрогнул. – Вы разве так не считаете?
– Совершенно с вами согласен, государь. – И БиЛет презрительно взглянул на ДеВара.
– Ну вот, – сказал УрЛейн и повернулся на каблуках. – Идемте. – Он тронулся с места.
ДеВар был по-прежнему рядом с ним – черное пятно, двигающееся по плиткам галереи. ЗеСпиоле пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать. БиЛет зашагал шире.
– Отложите встречу, государь, – сказал ДеВар. – Пусть она пройдет не в такой официальной обстановке. Пригласите посла на встречу в… бани, например, и тогда…
– В бани, ДеВар? – Протектор сморщил нос.
– Это смешно! – поморщился БиЛет. ЗеСпиоле только хмыкнул.
– Я только что видел этого посла, государь, – сказал ДеВар генералу, когда дверь открылась перед ними и они вошли в прохладу большого зала, где их ждали, стоя группками на каменном полу, с полсотни придворных, чиновников и военных. – Он не вызывает у меня доверия, сэр, – тихо сказал ДеВар, быстро оглядываясь. |