— Как же ты разыскал его?

— Самым обычным образом!.. Мы обошли все тотализаторы на Монмартре, где Монжо когда-то жил. Один гарсон в кафе узнал его по фотографии, он дал нам адрес своего приятеля, таксиста. Так мы и добрались до нашего типа. Дело, как видите, нехитрое.

— Весьма любопытно, — буркнул Марей. — Ты останешься здесь. Свистни один раз, если увидишь, что он возвращается. Хочу заглянуть к нему в берлогу.

Калитка была не заперта. По обе стороны аллеи запущенный, заросший сорняками садик. Сам домик казался крошечным, грязным, мрачным, с обеих сторон его сжимали кирпичные здания с нависавшими над ним балконами, трубами, телевизионными антеннами. При помощи отмычки Марей открыл дверь первого этажа. Справа от входа он увидел кухню и бельевую; слева — что-то вроде гостиной, откуда шла лестница наверх. Марей ступал осторожно, все время прислушиваясь. От стен с почерневшими, отставшими обоями веяло затхлостью. Марей поднялся на второй этаж, вошел в первую комнату. То была спальня Монжо. Железная кровать, два стула, на стопе кувшин для воды, на полу — раскрытый чемодан, за дверью на вешалке висела одежда. Окно выходило на набережную. Марей подошел к нему. Взгляд его скользнул по Сене и остановился на том берегу… Подъемные краны, строения… На той стороне раскинулся проперголевый завод. Марей узнавал все до мельчайших деталей. Он даже сумел разглядеть каштан, скрывавший от него окна флигеля инженеров. Он отошел от окна, порылся в чемодане. Белье, ботинки, носовые платки и на самом дне что-то твердое. Марей раздвинул платки и покачал головой. В руках у него оказался бинокль. Он навел его на тот берег, и ему почудилось, будто он разгуливает по заводу. Тогда он осторожно положил бинокль на место и бесшумно вышел.

Комната рядом служила чуланом: старая печурка, матрас, сломанный шезлонг, комод без ящиков. На окне никаких занавесок. Марей уткнулся лбом в стекло и снова отыскал взглядом заводской каштан…

VI

— Он великолепен, — заявил Марей.

— Правда?

Склонившись над колыбелью, Бельяр вытирал рот сына кончиком тонкого батистового платка.

— Ученый, — сказал Марей. — Сразу видно.

— Бедняжечка! Надеюсь, что это не так, — воскликнула мадам Бельяр.

Инженер выпрямился, задумчиво посмотрел на спящего младенца.

— Пусть будет, кем хочет, — прошептал он, — только бы был счастливее нас!

— Неблагодарный! — сказал Марей. — Тебе ли жаловаться…

И, повернувшись к его жене, продолжал:

— Ну и ненасытный у вас муж. Я бы не отказался поменяться с ним.

Улыбнувшись, он взял Бельяра за руку.

— Не обращай внимания, старина. Я заговариваюсь.

— У вас усталый вид, — заметила мадам Бельяр. — Идемте… ужин готов. Если слушаться Роже, так весь день и проведешь в этой комнате.

— Правда, — сказал инженер, — ты что-то совсем расклеился. Что-нибудь не ладится?

— Да нет. Все идет прекрасно.

— Как следствие?

— Двигается потихоньку.

Они перешли в столовую, и Марей забыл о своих заботах. Он любил Роже и Андре, эту нежную скромную молодую женщину, обожавшую своего мужа. Через несколько лет после окончания войны Андре бросила учебу, вышла замуж за Бельяра и с тех пор довольствовалась тем, что жила подле него.

— Думаешь, это так весело — женщина, которой ты внушаешь робость, — пожаловался как-то Бельяр, совсем заскучав. — Во время войны было хорошо.

— Может, еще скажешь, что жалеешь о жизни в подполье, о секретных заданиях, обо всяких передрягах, выпавших на нашу долю, — вздохнул Марей.