— Мы уже начали, — возразил Люилье. — Я отправил двух человек к нему домой. Он не вернулся.

— Вы надеялись, что он вернется к себе?

— Нет. И все-таки такая мера не повредит. Если он останется в Париже, ему трудно будет скрыться от нас.

Рувейр шепнул несколько слов Лартигу. Оба они отошли к окну и о чем-то тихонько посовещались, потом Лартиг сделал знак Люилье. «Пусть они меня уволят, — подумал Марей, — только бы уж поскорее!» Люилье вежливо кивал головой, но, очевидно, не разделял мнения двух других. Наконец он вернулся к Марею.

— Я благодарю вас, дорогой комиссар, — сказал он. — Вот уже месяц как вы занимаетесь этим делом, и никто не может ни в чем вас упрекнуть… Если не ошибаюсь, вы собирались пойти в отпуск в октябре?

— Да, но…

— Вот вам мой совет, Марей… Берите отпуск сейчас же… Он пойдет вам на пользу, не я один так думаю. Вы немножко устали, да, да… Это вполне понятно! С этим делом вы совсем измучились.

— В таком случае, господин директор, я предпочитаю…

— Ладно! Будьте благоразумны. Подадите в отставку в другой раз. Черт побери, вы нам еще нужны! Никогда не встречал такого мнительного человека.

Он тихонько подтолкнул Марея к двери и приоткрыл ее.

— Ох, если бы я сам мог уйти сейчас в отпуск! — шепнул он. — Поверьте, Марей, у вас еще не самое худшее положение.

— Подлецы! — проворчал Марей в коридоре.

Он поспешил к себе в кабинет и остановился, как вкопанный, на пороге. Его ждал Табар, от нечего делать он проглядывал газеты.

— Читали передовую? — спросил он. — Вы только послушайте.

Идет тридцать второй день расследования, а страшный снаряд, который может отравить Париж, так и не обнаружен. Тот, кто уезжает в отпуск, охвачен тревогой, тот, кто остается, — ужасом…

— Довольно, — прервал его Марей. — Чего вы хотите?

Табар жестом успокоил его.

— Я знаю, старина. Вас сейчас не жалуют. А думаете, я на хорошем счету?

Он рассмеялся и вытащил кисет с табаком. Табар был ниже Марея, шире в плечах, жизнерадостный, говорил с чуть заметным тулузским акцентом.

— На заводе ничего не проясняется? — спросил Марей.

— Мы и через полгода будем топтаться на том же месте, — сказал Табар. — Никто уже не помнит, что он делал в то утро. Патрон хочет, чтобы малейшее передвижение было отмечено, зафиксировано… Настоящая головоломка. А этот бедняга Леживр! Он раз двадцать уже проделал путь из флигеля инженеров в столовую и обратно. Представляете себе: он на своей деревянной ноге, а я с хронометром в руках. Печальное зрелище!

Табар облизал скрученную им сигарету, помял ее с двух концов.

— Я почти уверен, что преступник не работает на заводе, — продолжал он. — Все эти типы чересчур сытые, вы понимаете, что я имею в виду. Они жизни не знают, а тот, кто сделал это, по всему видно, человек решительный… Вы не сердитесь на меня, Марей?

— Да что вы… Позвольте-ка…

Марей сел за стол и набрал номер Бельяра в Курбвуа.

— 22–17?… Это ты, старина?… Ты не можешь оказать мне услугу?… Попроси отпуск на два дня. Это возможно?… Я так и думал. Ведь в летнее время работа у вас свертывается… Заедешь домой, соберешь чемодан и отправишься…

Он не решался договорить. Табар снова углубился в газету.

— …отправишься в Нейи… Да, уточнять не стоит… Конечно, предупреди жену… Я скоро к тебе присоединюсь… Да! Чуть не забыл… У тебя сохранился старый револьвер?… Так вот, найди его и захвати с собой.