— А вы не смогли исцелить это с помощью ваших искусств? — спросила она.

Я тронул висящий на шее амулет.

— Не знаю, насколько ваше величество осведомлены…

— О, конечно же, — ответила она. — Я совсем забыла.

— Ваше величество столь добры, что вообще об этом помните.

— Да. Мы воплощение доброты, а также милосердия и справедливости, которые, как вам известно, шагают нога в ногу. И что же привело вас обратно в Город, учитывая обстоятельства?

Ну ладно, она в курсе насчет «обстоятельств». Меня удивляло лишь, что ей до этого есть дело. Интересно, почему.

— Алиера — мой друг, — проговорил я.

— И мой, — отрезала она.

Я чуть не подпрыгнул. Если императрица на тебя сердится — это не к добру, всякий подтвердит.

— Само собой, я хотел ее повидать, — ответил я.

Она, кажется, чуть-чуть расслабилась и кивнула.

— И если я в силах, то и помочь ей, — добавил я. — Полагаю, вы не станете возражать?

— Это зависит, — осторожно проговорила она, — от того, что именно вы подразумеваете под «помощью».

— Для начала я подумываю нанять адвоката.

— Против этого возражений не будет, — кивнула она.

— Возможно, ваше величество пожелает что-либо мне сообщить.

— Возможно.

— Я могу ошибаться, но мне представляется, что дело Алиеры специально движется ускоренными темпами. Если это так…

— Это не так, — твердо заявила она.

Глаза ее сверкали. Она лгала.

Когда императрица лжет тебе в лицо — это что-то, а?

— Как будет угодно вашему величеству, — кивнул я.

Глаза ее сверкали, а я созерцал стену над ее правым ухом. Держава приобрела красно-оранжевый оттенок.

Я ждал.

Не стоит объяснять, полагаю, почему в этом положении я держал рот на замке?

Спустя сколько-то лет она махнула на ближайшее кресло.

— Сядьте, — велела она.

— Благодарю ваше ве..

— Заткнитесь.

Я сел. Кресло было уютным, чего не скажешь о моем состоянии.

Она глубоко вздохнула.

— Что ж, то еще положение.

Я надеялся каким-то образом задать вопрос: «Слушайте, вы же много лет знаете, что Алиера и Морролан развелкаются с доимперским волшебством.

Почему это вдруг стало так важно?» Сейчас я понял, что задавать этот вопрос никак нельзя.

Держава кружила над ее головой, меняя свечение к болезненно-зеленому.

Невозможность скрывать свои чувства, вероятно, жутко раздражает.

— А Державу нарочно создали, чтобы показывать, в каком настроении император, или это побочный эффект чего-то другого?

Императрица пропустила вопрос мимо ушей.

— Какого адвоката вы наняли?

— Его зовут Перисил.

— Не знаю такого. Он сможет устроить, чтобы вы с ней увиделись?

— Надеюсь.

— Дайте ей знать, что если признает себя виновной, к ней будут милосердны.

Я начал было отвечать, а потом быстро переформулировал это в словах, более уместных в присутствии императрицы:

— Ваше величество изволит шутить?

Она вздохнула.

— Нет, но я вас понимаю.

А я пытался вообразить Алиеру э'Киерон, взывающую о милосердии — неважно, к кому и по какой причине, — но рассудок отказывался принимать подобную картину.

Она проговорила:

— Мне бы следовало сказать об этом раньше, однако я рада, что вы не… то есть, я рада, что вы еще живы.