Но сам себя же догоню

И стану для себя незримым,

Когда поэму сочиню

Я о себе неповторимом!

Могу себе же отомстить

И рассердиться за отмщенье,

Могу я сам себя побить

И у себя просить прощенье.

С собой хорошим не борюсь,

Борюсь с собою нехорошим,

Но коль с собой не помирюсь –

Возьму я сам себя и брошу!

2011

* * *

Не блеснул он на экране,

И померк в огне витрин.

Но в армянском ресторане

Танцевал, как армянин…

В ресторане

Станцевав грузинский танец,

Всех я нынче поразил,

И журналов яркий глянец

Мой успех отобразил.

Мне цветов понадарили –

И букетов, и корзин.

«Вроде, русский, – говорили, –

А танцует, как грузин!»

В ресторане же армянском,

Клином выбивая клин,

Я блеснул армянским танцем –

Танцевал, как армянин!

«Браво!» – слышал я нередко,

А когда вконец устал,

Взял и встал на табуретку

И стихи свои читал.

Хлопал зал, дойдя до точки,

И толпа кричала вслед:

«Как танцор, рифмует строчки,

А танцует – как поэт!»

2011

* * *

Ходит бродит в доме морок сумрачный

Тяготится мёртвой тишиной.

Двадцать лет прожил с женой придурочной,

А поди ж ты, – всё ёще живой!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Годы звери! Хари неумытые!

Вас давно на этом свете нет.

И пылятся книги позабытые,

И с душою мается скелет.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Джойс и Кафка! Фолкнер с Кобой Абою!

Где вы нынче? Вам большой привет!..

Годы звери

Хлеб жуя, живя напротив булочной,

Написавши множество стихов,

Двадцать лет прожил с женой придурочной

Не один, как видно, Котюков.

Годы звери, вдохновенью вторя,

Подогрели творческий накал,

И, с женой придурочною споря,

Наш поэт немало настрокал.

Годы хари нынче корчат рожицы,

Он с женой не знался много лет.

Только что то творчество не множится

И с душою мается скелет.

Сколько ж написали и создали

Прозы и стихов, без дураков –

Джойс и Кафка! Фолкнер со Стендалем,

Лев Толстой и тёзка Котюков.

А последний, торопясь из булочной,

На изломе выстраданных лет

Вспомнил о жене своей придурочной,

Чтоб с душой не маялся скелет.

2011

* * *

… И опять слова забытой песни,

И почти что рядом – мир иной,

Где пою, весёлый и безвестный,

На углу, в трёх метрах от пивной.

И опять несбыточные думы,

И тоска по инобытию.

И стою, известный и угрюмый,

У пивной – и песен не пою.

Памятник

Когда в трёх метрах от пивной

Жизнь протекала безупречно,

Казалось, молодость со мной

И будет продолжаться вечно.

Ходил я юный и хмельной,

Я знал и пел немало песен,

И мир в трёх метрах от пивной

Был чрезвычайно интересен.