Мы оказались в длинном каменном коридоре. Наверху начал звонить колокол. Послышалось шарканье ног. Из — за угла вышла навстречу нам процессия фигур в капюшонах. Они шли склонив голову, по два человека в ряду, сначала священники в грубых белых одеяниях, потом монахи в коричневых сутанах, подвязанных веревкой. Ни один не взглянул на нас. Они вошли в часовню для вечерней молитвы, и двери тихо затворились за ними.

Кем были эти люди в капюшонах, прежде чем удалились от мира? Что узнали о жизни? Никто не сможет ответить. Когда-то у них были имена, по которым мир знал их, теперь они брат Доминик, брат Пол или брат Алоиз. Они удалились от жизни, жизнь для них лишь преддверие смерти.

Тишина обители Маунт-Меллерей почти угрожающая. Фигуры в капюшонах проходят по темным коридорам молча, как привидения. То тут, то там ты ловишь взгляд человека, но он в страхе избегает тебя, опасаясь, что ты с ним заговоришь. Мимо друг друга они проходят так же быстро, опасливо.

— Неужели им не хочется заговорить? Неужели они не боятся, что так и умрут, не обменявшись ни единой мыслью с собратом?

— С какой стати? Они ведь дали обет молчания.

Послушник снова обратил на меня взор бледно-голубых глаз. Теперь они были, как лед.

В трапезной накрыли стол для легкого завтрака. В окна заглядывал серый утренний свет.

Помещение было холодным, голым, с кафедрой по центру. Длинные деревянные столы и скамьи. Против каждого места — по две жестяных кружки и тарелка. К каждой тарелке прислонена карточка с написанным на ней большими буквами именем монаха — брат Джон, брат Майкл, брат Габриэль, брат Пий.

Ни причин для споров, ни побуждения к разговорам. Все устроено так, чтобы молчаливые братья могли есть, опустив голову и не произнося ни слова.

Наверху, в библиотеке, послушник рассказал мне удивительную историю монастыря. В 1830 году группа траппистов, бежавших из Франции, явилась на голые склоны гор Нокмилдаун, имея на всех сумму в 1 шиллинг и 1 пенс! Они построили себе что-то вроде жилища и маленькую ораторию. Крестьяне из горных деревень приходили днем к ним работать. Монахи осваивали земли. Они зарекомендовали себя хорошими работниками. Богатые люди составляли на них завещания, и постепенно, в течение ста лет, нищее поселение превратилось в большую, процветающую общину. Монастырские угодья свидетельствуют об энергии и знаниях монахов. Некогда дикая земля дает богатый урожай зерновых, в садах зреют фрукты, на тучных пастбищах кормится скот. В Ирландии они сделали то, что их предшественники сделали в Англии на йоркширских болотах, в аббатствах Фонтен, Риво, Джерво и многих других диких областях.

Мы вышли из сада, и я увидел ряды открытых могил. Поначалу я не понял, зачем они здесь. Послушник объяснил, что долг трапписта — самому выкопать себе могилу…

— До свидания, — сказал послушник. — Помолитесь за меня сегодня, а я помолюсь за вас. Если бы все в мире так поступали, все могло бы быть по-другому…

Голубые глаза на худом морщинистом лице были глазами ребенка.

В сгущающихся сумерках я пошел вниз по холму. Слышался стук сандалий людей, добровольно обрекших себя на молчание.

3

В ту ночь я лежал без сна и думал о монахах из Маунт-Меллерей. Я пообещал себе, что вернусь и следующую ночь проведу у них как гость. Друг, с которым я обедал, рассказал мне бесчисленное количество историй об их добрых поступках. Он — то, что называется «плохой католик»: у него не нашлось добрых слов о священниках. «Дрозды» — так он их называл — держат страну в состоянии безграмотности и суеверия. А вот о траппистах из Маунт-Меллерей мой друг говорил исключительно в восторженных тонах.