Реймонд все еще оглядывался, жалея о том, что схватка кончилась так скоро. В конце концов он вонзил в землю свой меч и зарычал от бессильного гнева. Он задыхался, он был с головы до ног залит кровью своих врагов. Бушевавшая в груди ярость по-прежнему требовала выхода. Услышав, как стонет один из нападавших, он метнулся на обочину дороги и грубым рывком приподнял его, заставляя посмотреть себе в глаза.

– Почему вы это делаете? – прохрипел де Клер, поднеся к горлу раненого свой кинжал. – Чего вы добиваетесь?

Ирландец отвечал на его взгляд, не скрывая ненависти, и вместе с пузырящейся кровью с полумертвых уст слетело:

– Пошел к черту!

– Отвечай, и я помилую тебя!

Но в ответ Реймонд получил еще один ненавидящий взгляд. Одним ударом прикончив упрямца, де Клер кинулся к другому раненому.

– Милорд! – окликнул Йен, но Реймонду было не до него. Он собирался допросить еще одного бандита. – Реймонд!

Де Клер оглянулся, не выпуская из рук окровавленный кинжал.

Даже Йену стало не по себе от звериного оскала лорда Антрима.

– Они ничего не скажут!

– Еще как скажут! – Он одним рывком поднял с земли раненого ирландца, зажимавшего руками окровавленный бок. – Мы не уйдем отсюда, пока не вытрясем из них, почему они затеяли эту резню! – И он приказал, передавая пленного сэру Алеку: – А ну-ка покажи ему, чему ты выучился у турок!

Николай и Алек обменялись суровыми взглядами, дружно кивнули и привязали ирландца к дереву.

Фиона вышла во двор и окликнула Шинид. Девочка не спеша вышла из конюшни, и у Фионы упало сердце: этот упрямый взгляд не предвещал ничего хорошего.

– Что ты натворила? – спросила Фиона, тревожно оглядываясь. Но кроме трех коров, мирно жевавших жвачку, поблизости не было ни одной живой души.

Шинид стиснула кулаки и замотала головой, отказываясь отвечать. И в эту минуту из-за мешка с зерном появился молодой козлик. Путаясь в тонких голенастых ножках, он смешно споткнулся и упал мордой в грязь.

– Ох, только не это! – в ужасе вскричала Фиона: у козлика были зеленые человеческие глаза, а на голове торчали пучки рыжих волос. Коннал! Однако его превращение оказалось неполным: на голове под рожками остались человеческие уши, а главное – да простит ее Господь! – он все еще был одет в штаны и рубашку!

Фиона кинулась к Шинид, схватила ее за руку, козлика – за загривок и потащила обоих в конюшню. Козлик протестующе заблеял. Ему вторил голос Шинид.

– Сейчас же все исправь, Шинид! – приказала Фиона, обмирая от стыда. Как она объяснит все это Шивон?!

– Он обозвал меня паршивой козявкой!

– Ну, деточка, ты только что доказала, что он был прав! – Шинид явно ошарашил столь суровый приговор, и Фиона наклонилась к самому ее лицу: – Ты пустила в ход свой дар, не умея толком с ним управляться! Представляешь, что будет с нами обеими, если кто-то об этом узнает? Мало я тебя предупреждала? Или ты забыла первую заповедь? Никому не причинять вреда! Быстро делай, что я велю, потому что ему больно!

Только теперь до Шинид дошло, что же она натворила. Девочка придвинулась к козлику, не обращая внимания на то, как угрожающе он выставил рожки. Она зажмурилась, опустив руки и сжав их в кулаки, и стала читать заклинание, как будто это была детская считалка. Наконец юная чародейка повелительным жестом воздела руки к небу.