— Ты уверена, что хочешь именно этого?

— Ты изводил меня столько времени, а теперь еще спрашиваешь? — Острые зубки нежно потеребили ему губы и шею.

Он зажмурил глаза, задыхаясь от восторга. Наверное, он просто умрет от нетерпения.

— Но я не хочу, чтобы ты отдавалась мне без желания, Сиобейн!

— Я задумала это с самого начала, Пендрагон… — Она отстранилась и заглянула ему в лицо. — Или ты до сих пор ничего не понял? — И ее ласковые пальчики снова безжалостно набросились на переполненную кровью плоть.

— Ох… Боже мой… женщина… — Он с силой отвел ее руку, прожигая пронзительным взглядом. — Ты что, хочешь, чтобы я набросился на тебя, как бык, и ты не успела ничего почувствовать?

Его возбуждение передавалось ей, заставляя так же пылать от страсти.

— Кто-нибудь может сюда прийти, — невнятно бормотал он, а сам уже снимал с нее мокрую сорочку.

— Знаю.

Ее улыбка стала кошачьей, лукавой, и Гэлан больше не мог медлить: наклонился и взял в рот вызывающе приподнятый сосок, а потом опрокинул ее на спину с низким, хриплым стоном, больше похожим на рычание дикого зверя.

Сиобейн заставила Гэлана перевернуться на спину и уселась верхом, заслонив от всего света золотой паутиной своих волос. Она целовала, ласкала и теребила его зубами, постепенно спускаясь от шеи к груди и дальше по животу.

— Сиобейн, не надо, милая! — взмолился он в последний момент перед тем, как она взяла в рот его копье.

Гэлан содрогнулся и приподнялся, стараясь увидеть это своими глазами, и волна его страсти вызвала в ней жаркий, неистовый ответ. Она наслаждалась не меньше его, и этот ее восторг стал для Гэлана высшей наградой, первым шажком на пути к полной близости и доверию, к которым они оба так стремились.

А ее рот продолжал свою любовную игру. Гэлан стонал и охал, и умолял ее прекратить и позволить ему ласкать ее самому, однако она все так же щекотала его губами и языком, доводя до безумия, до последней грани. Он схватил ее в охапку и притянул к себе, жадно прижимаясь всем телом.

Ее волшебная кожа показалась ему жарким пламенем после влажного лесного воздуха.

Мозолистые сильные руки, руки профессионального воина, привыкшие орудовать мечом и копьем, стали удивительно ласковыми и чуткими. Победитель и завоеватель исчез, на смену ему пришел нежный и страстный любовник, с готовностью отдающий себя в этот удивительный плен.

Ни одна женщина не ласкала его так, как она. Ни одна не умела вложить столько страсти в один простой поцелуй и не отдавалась ему так безоглядно. И Гэлан знал: он не пожалеет жизни, чтобы навеки удержать эту женщину при себе. Здесь, на берегу лесного ручья, Сиобейн забыла обо всем. Она полностью отдалась любовному поединку, вместе с Гэланом решив довести его до конца.

Чувствуя, что вот-вот взорвется, он вдруг уселся, довольно ухмыляясь при виде ее удивленного взора, и медленно, осторожно вошел в нее, любуясь ее пылающим лицом и влажным язычком, пробежавшим по пухлым губам. Наконец он почувствовал, как смыкается вокруг его копья мягкая, влажная плоть… — Ох… ох… муж… мой муж… — снова и снова повторяла она, запрокинув голову и цепляясь за его плечи.

Гэлан застонал и рванулся вперед, погружая свой меч по самую рукоятку в чудесные, шелковистые ножны.

Он прижал Сиобейн к себе и стал двигаться сильно, ритмично, упиваясь ее охами и всхлипами, ее невнятным шепотом и учащенным дыханием, ставшими такими знакомыми и любимыми признаками разбуженной страсти.

Они оба сошли с ума в этот день.

Гэлан опрокинул ее на спину на мягкое ложе из мха, оперся на руки и продолжал двигаться, торопливо извиняясь за свою грубость.