– Так-то лучше!
Терлоу припал поцелуем к темному, призывно торчащему соску, лаская другой сосок ладонью. Свободной рукой он гладил и мял ее живот, ягодицы, треугольник шелковистых волос между бедрами…
– А ты хочешь меня, моя бесценная! – пробормотал Терлоу, когда его пальцы проникли в горячую, влажную глубину ее тела.
Кэтрин задрожала – не то от желания, не то от отвращения… Она и сама уже не могла себя понять. Терлоу же не сомневался в ее реакции. Однако он не мог долго наслаждаться этой приятной, но довольно рискованной игрой. К тому же его ждали дела.
– На сегодня довольно, – сказал он, опуская руки. – Отдыхай до вечера. Мои гости уезжают завтра, и я хочу, чтобы вечером ты приняла на себя роль хозяйки этого дома.
Он направился к двери, но на пороге обернулся, пожирая взглядом ее нагую красоту.
– Я хочу, чтобы сегодня вечером ты надела платье из изумрудного шелка.
– Из изумрудного шелка? – растерянно повторила Кэтрин.
– Ну да, то самое, которое ты надевала в Белтане, когда я в первый раз тебя увидел. – Терлоу улыбнулся своим воспоминаниям. – Я прикажу, чтобы Мод приготовила его.
– Но я…
– Надень, я настаиваю, – перебил он ее. – Этим ты доставишь мне огромное удовольствие. Твое изумительное тело хочет меня, и только твое упрямство мешает тебе это понять.
С этими словами Терлоу вышел из комнаты. Он явно был доволен всем произошедшим.
Ошеломленная Кэтрин продолжала стоять в ванне. Горькие слезы стыда и раскаяния текли у нее по щекам. Она чувствовала себя грязной от его сладострастных прикосновений. Жгучий стыд владел ее сердцем. Ее тело предало ее, оно отвечало на эти мерзкие ласки вспышкой желания. И теперь Кэтрин чувствовала себя вдвойне отвратительно. Она принялась яростно тереть себя мочалкой, словно хотела стереть следы его поцелуев. Затем, отмывшись, она вылезла из ванны, добежала до кровати и, горько рыдая, упала на подушки. Она оплакивала свою честь, свою гордость, свою любовь… ибо она не сомневалась, что после того, как она станет принадлежать Терлоу, Хью не простит ей предательства. Возможно, он не прогонит ее прочь, он достаточно благороден для этого. Но Кэтрин сомневалась: захочет ли он еще раз прикоснуться к ее телу, будет ли относиться с прежней нежностью и заботой?
Она проплакала весь день и успокоилась только тогда, когда благословенная ночь спустилась на землю и окутала ее темным плащом, скрывая от посторонних глаз грехи простых смертных.
Ближе к вечеру зашла Мод.
– Как вы, миледи? Терлоу не причинил вам вреда? – обеспокоенно спросила добрая женщина.
– Нет. Пострадала лишь моя гордость.
– Очень хорошо! – Мод заметно повеселела.
– Чему же вы радуетесь? – грустно удивилась Кэтрин.
– Ну, главное, что с вами все в порядке и с вашим ребеночком тоже. А от уязвленной гордости еще никто не умирал.
Нехитрая философия этой простой женщины оказалась бальзамом для израненной души Кэтрин.
Вечером, надев, как приказал Терлоу, зеленое шелковое платье, Кэтрин вышла из комнаты и направилась к лестнице. Ей невольно пришло на память, что это платье было одним из самых любимых у ее покойного мужа. Шон также часто просил надеть его. Неудивительно, что Терлоу его хорошо запомнил.
Но теперь по вполне понятным причинам платье было ей несколько узковато. Лиф слишком туго затягивал располневшую талию, и грудь почти полностью вылезала из глубокого выреза. Кэтрин не знала, что делать, она чувствовала себя совершенно голой. И тогда ей в голову пришло неожиданное решение. Она распустила сложный узел на затылке и тряхнула головой. |