Медленно, запинаясь на отдельных слогах, как обычно читают малыши, едва закончившие букварь, Галкин прочитал первую строчку стихотворения:
— Молодец! Кто скажет, о чем здесь говорится?
Сразу поднялось несколько рук.
— Скажи ты, Арефьев.
— Здесь говорится о ели.
— Правильно. Садись. Что такое ель?
Опять потянулись кверху руки.
— Скажи ты, Иванов.
— Ель — это елка.
— Ель иначе называется елкой, — милостиво согласилась учительница. — А что такое ель или елка? Птица это или насекомое?
Пока Иванов усиленно думает, находится множество желающих ответить.
— Ну, скажи ты, Потапов.
— Ель — это дерево.
— Вот правильно! Какие вы еще знаете деревья?
Поднимая руки, ученики в организованном порядке сообщают известные им породы деревьев.
Когда все вопросы по прочитанной строке оказываются исчерпанными, учительница переходит к чтению следующей строчки стихотворения. Возникают новые вопросы. Активность класса растет с каждой минутой. Со всех сторон тянутся руки. Глаза малышей устремлены на учительницу с мольбой. Каждому хочется, чтоб спросили именно его.
За одной из парт в среднем ряду сидит черноволосый мальчик в голубой рубашке. Он очень возбужден всем, что происходит вокруг. Лицо его раскраснелось о г волнения. При каждом вопросе он вскакивает и изо всех сил вытягивает руку вперед. Ему кажется, что учительница не видит его из-за сидящих перед ним учеников. Не опуская руки, он мечется из стороны в сторону, словно посаженный в клетку зверек, и чуть не вываливается из-за парты. Учительница же, как нарочно, спрашивает кого<sub>:</sub> нибудь другого, и он каждый раз плюхается обратно на место, с отчаянием откидываясь на спинку парты. В его глазах появляется спокойное разочарование человека, привыкшего к мысли, что ему не везет в жизни… И вдруг… О счастье! Учительница спросила его. Бойко ответив, он садится на свое место с гордым видом победителя.
Наконец стихотворение прочитано. Учительница велит достать тетради и выписать из стихотворения названия предметов, то есть слова, отвечающие на вопросы «кто?» или «что?».
Все достают тетрадки и начинают писать. У ребят возникает ряд недоумений, с которыми они обращаются друг к другу или к учительнице. Одному кажется, что надо выписать слово «растет», потому что можно спросить «Кто растет?» Другому кажется, что слово «дом» не надо выписывать, потому что нельзя сказать: «Кто дом?»
Aloe внимание привлекает ученик, сидящий в крайнем ряду у окна за последней партой. Он сидит один, без пары. Я его уже давно заметил, еще когда читали стихотворение и учительница задавала вопросы. Он сидел тихо, положив ручонки перед собой на парту, жмурился, словно котенок на солнышке, спокойно поглядывая то в окно, то на ребят, и ничем не обращал на себя внимания учительницы.
Это и был Калитин, которого учительница отрекомендовала мне как будущего второгодника. На его розовощекой, безмятежной физиономии по временам блуждала мечтательная улыбка. Трудно сказать, к чему она относилась. Может быть, он улыбался ответам ребят, может быть, собственным мыслям. Он ни разу не поднял руку, не ответил ни на один вопрос. Учительница «работала» с более активными учениками, а о нем как будто забыла. И он, видимо, забыл о ней и мечтал о чем-то своем. Теперь же, когда все ребята стали писать, Калитин тоже достал тетрадь и пишет. Работает он усердно. Стараясь поаккуратнее выводить буквы в тетрадке, он низенько наклоняется к парте, словно прислушивается к скрипу пера, и чуть ли не ложится на парту щекой. Время от времени он нагибается и исчезает с головой в недрах парты, после чего появляется с промокашкой или резинкой в руке. |