Язык Поли очень ярок и красочен. Вместо «кухня» она говорит «куфня», вместо «спит» — «дрыхнет» и т. а. Драматурги очень любят пользоваться колоритностью ее языка, так как это способствует индивидуализации речи героев и должно очень смешить зрителя. Заметим в скобках, что на самом деле смеется далеко не каждый зритель, но это зависит уже от самого зрителя, а не от драматурга.

В старости тетя Поля (с годами Поля постепенно превращается в тетю Полю) работает обычно в каком-нибудь санатории или доме отдыха нянечкой. Там она сидит в вестибюле за столиком, дежурит у телефона и, поглядывая поверх очков на окружающий мир своими добрыми старушечьими глазами, проворно вяжет на спицах нескончаемый шарф. Она очень любит поговорить с приезжающими, и с уезжающими, и просто с отдыхающими, а также со всем обслуживающим персоналом, благодаря чему в ее руках постепенно сосредоточиваются нити всех драматургических интриг. В результате, несмотря на всю свою неказистость и эпизодичность, тетя Поля в преклонном возрасте становится очень важной фигурой на драматургической шахматной доске.

Она носит плотно облегающий фигуру костюм с узкой юбкой. Главной своей задачей считает не пропускать в кабинет к Старому хрычу посетителей. С этой целью она напускает на себя недоступный, сердитый вид, однако моментально расцветает улыбкой, как только на горизонте появляется отрицательный тип, которому она явно благоволит. Основное ее занятие — это подпиливание ногтей маленькой пилочкой. Этого дела она не прекращает, даже разговаривая с посетителями, но как только последние оставят ее хоть на минуточку одну, она сейчас же выхватывает из сумочки пудреницу и энергично пудрит пуховкой нос, благодаря чему вокруг ее головы возникает светящийся ореол, состоящий из мельчайших, взвешенных в воздухе, частичек пудры.

Иногда, впрочем, она решается попечатать на машинке, причем делает это очень своеобразно: стучит по клавишам пальцами до тех пор, пока строчка не кончится, после чего возвращает каретку назад, не переводя регистра, и принимается стучать снова, благодаря чему новая строка ложится на старую. Проделав такую операцию раз двадцать, она вытаскивает из машинки лист бумаги с единственной строчкой, на которой сам бог ничего не разберет, и дает на подпись директору. Чудак директор подписывает, по обыкновению, этот «документ», не читая, иногда даже просит напечатать еще какой-нибудь приказ по фабрике или список сотрудников. Покорно выслушав просьбу, она берет лист бумаги, на котором до этого печатала рапортичку о выполнении плана, и начинает выстукивать приказ по фабрике поверх этой рапортички, в результате чего опять получается невообразимая чепуха. Такая рассеянность может быть объяснена лишь тем, что секретарша по воле драматурга играет сверх своих производственных обязанностей роль одной из влюбленных и, мечтая о предмете своей страсти, совсем не замечает, что делает. Обычно она влюблена в кого-нибудь из сотрудников своего предприятия и иногда выходит за него замуж.

Если ей не удастся вовремя выйти замуж, то с годами она становится очень томной и стильной дамой, приобретает этакую элегантную импозантность, надевает на нос очки, чтоб казаться внушительней и серьезней, натягивает на себя костюм, еще более плотно облегающий фигуру, ширину же юбки сокращает до такой степени, что начинает казаться, будто она отрезала от обыкновенных мужских брюк штанину и влезла в нее. Допустимая длина шага в такой юбке не превышает пяти сантиметров, однако она все же как-то умудряется перебирать ногами по сцене, сохраняя совершенно невозмутимый вид и стараясь не отвечать на дружный смех публики, доносящийся из зрительного зала.

Накопив опыт, такая секретарша помогает Старому хрычу писать доклады и отчеты, подбирает для него цитаты из классиков, за которые ему приходится потом краснеть, так как употребляются они невпопад. Питая по-прежнему слабость к отрицательному типу, она помогает ему во всех его злодеяниях и кончает тем, что подсовывает ловко состряпанную им бумажку на подпись Старому хрычу, за что последнего и притягивают в конце представления к ответу.