И тут во мне пробудилось чувство вины: я ведь даже мимолетно не подумала о том человеке, что умер на станции в тридцати милях от нас. Кто это — женщина или мужчина? Как он (или она) умер? От сердечного приступа? Бросившись под поезд в будний день вечером во время обыденного возвращения домой или где - нибудь в другом месте, когда уже не было сил терпеть? Помнится, я слышала или читала, что именно весной увеличение светового дня становится для многих людей невыносимым. Или это был несчастный случай? Он (или она) хотел запрыгнуть на подножку поезда, чтобы вовремя попасть домой? И в самое неподходящее время нога неожиданно соскользнула с края платформы, потянув за собой остальную часть ее или его тела? Ждет ли кто-то ее или его сейчас дома, разогревая ужин на плите и включив в ожидании телевизор?
Я подумала о тебе. Ты полагаешь, что я там, где меня нет. Считаешь, что я гораздо ближе к дому, чем это на самом деле. Вот-вот ты позвонишь в индийский ресторан. Возможно, уже позвонил. Может, прямо сейчас набираешь номер. Мысль о том, как ты беспечно заказываешь еду, веря, что я буду там с минуты на минуту, чтобы забрать заказ, мысль об этой еде, стынущей в картонных коробках с фольгой, которые лежат в пакете на буфете или другом месте в кухне ресторана, мысль о том, как ты сидишь в передней, не сомневаясь, что я вот-вот вернусь домой, вызывала у меня гораздо больше горечи, чем любые предположения, связанные с этими не знакомыми мне людьми, даже если бы они умирали.
Я достала мобильный телефон, но он по-прежнему не работал. Тогда я повернулась к женщине, которая читала книгу о депрессии.
— Извините, пожалуйста, — сказала я.
Она подняла глаза.
— Не могли бы вы мне одолжить свой телефон, — попросила я.
— Нет, — ответила она.
— М-да! — произнесла я.
— Хотите знать, почему? — спросила она.
Кажется, я поняла, правда, слишком поздно, что она была одной из тех, кто громким шепотом напоминает о правилах и нормах поведения, если кто-то ест конфеты в библиотеке.
— Я принципиально не ношу с собой телефон, — объяснила она.
— Вот как?! — удивилась я.
— Связь между мобильным телефоном и появлением опухоли мозга пока что еще никто не опроверг, — сказала она.
— Да, это так, — подтвердила я.
— И даже если бы у меня был с собой телефон, не уверена, что я одолжила бы его вам, — заметила она. — Стоит им воспользоваться всего один раз, и можно нанести серьезный вред не только себе, но и многим другим людям в этом поезде, и сотням тех, кого я никогда в жизни не встречала, кто живет возле передающей станции.
— Да, — согласилась я, — Спасибо.
Она вернулась к чтению книги. Ее лицо сияло от удовольствия. Я посмотрела на девушку напротив. Ее веки чуть дернулись, но она быстро смежила их, чтобы я не заметила, что она слушает. И все же я заметила, она поняла это и открыла глаза.
— Я бы вам одолжила свой, — сказала она, — но на счету осталось мало денег, я и сама теперь не могу с него позвонить, даже если появится такая необходимость. Извините.
— Ну, что вы! — воскликнула я. — Не беспокойтесь. Очень любезно с вашей стороны предложить помощь. В любом случае, благодарю вас.
Она кивнула и опять закрыла глаза. Я окинула взглядом тех четверых, что сидели за столиком по диагонали. Все они куда-то пристально смотрели, кто в сторону, кто вверх на потолок либо вниз на пол, или, вглядываясь в темноту, рассматривали спящих, читающих, разговаривающих по телефону пассажиров в других, стоящих на параллельных путях поездах, и тут наш поезд, неподвижный уже более сорока пяти минут, вдруг ожил, и в окнах параллельных нам поездов люди стали двигаться назад, поскольку мы поехали вперед. |