А нынче в двадцать первом столетии под колышущейся летней листвой многовековых деревьев на кладбище этого пресвитерианского города стоят викторианские и эдвардианские ангелы сплошь в круглых вмятинах. У некоторых наполовину или полностью отбиты крылья; мелкими кусочками каменного крыла усыпана трава. Пустые гильзы от патронов валяются возле выглядывающих из-под одеяния пальцев босых ног одного из ангелов, еще больше гильз — в траве возле каменного постамента, на котором сидит другой, держа чашу в руках, и у него прострелен навылет нос. Редкий ангел поражен прямо в глаз или посредине лба.

Натянув на лица маски с прорезями для глаз, они зашли в помещение, но сегодня в ночной смене дежурит Кимберли Маккинлей, и это настоящая удача для компании. Их зафиксировала скрытая камера; тот, что шел первым, нес в руках секатор, у идущего в середине была пила, следующий за ним нес что-то вроде воздуходувки с гибким шнуром и штепселем, видно, как шнур волочится внизу и потом мечется в воздухе при каждом угрожающем взмахе нагнетательной частью этого приспособления перед Родом, охранником вечерней смены, хотя Бог знает, что он еще надумал делать этой воздуходувкой. Они определенно вели себя вызывающе, особенно тот с секатором, он сразу же подошел к прилавку, перепрыгнул через него и стал угрожать Майклу Карди, который отвечал за обслуживание клиентов, прижав его к стене и приставив открытые лезвия ножниц к его шее.

— Не желаете ли картофель фри к этому блюду? — выпалил Майкл Карди, вероятно на нервной почве, когда тот прижал его к стенке. После чего Майкл Карди все время был бледным и дрожал. Кимберли пораньше отпустила его домой. Она надеялась, что он отправится в больницу и там после нескольких недель лечения придет в себя от шока, полученного сегодня вечером. Ну а Кимберли, возможно, дадут медаль. Орден Британской империи. Дама Большого Креста. Хотя нет, когда ей исполнится шестьдесят, ее имя внесут в списки тех, кого чествуют в Новый год за службу на благо человечества, а возможно, поместят ее фотографию в «Новостях высокогорья», и все будут ее узна- 'гёать, потому что в газетах напишут о том, как много лет назад, прежде чем стать такой личностью, ей пришлось многое в жизни испытать, и когда она работала дежурным менеджером по приготовлению гамбургеров в деревушке Теско, то во время ее смены абсолютно всем запрещалось плевать на решетки жаровни, и — ни одной из этих идиотских добавок в ковш с майонезом, а вот при никчемном Кенни Пэтоне, который сегодня вечером заступил на смену, все происходит совершенно иначе, и, честно говоря, совсем не хочется есть то, что приготовлено в ту ночь, когда он руководит процессом, и все мальчики из ночной смены обычно сидят с опущенной головой, потому что Кенни Пэтон считает, что весь мир ему обязан своей жизнью, и никогда никого не заставляет что-либо делать должным образом.

Но Кимберли Маккинлей обязательно вычищает старый ковш с майонезом независимо от того, кто был на смене до нее, Кенни Пэтон или кто иной. Это — не настоящий майонез. В нем помимо основных компонентов есть еще консерванты и заменитель сахара. Такой майонез гораздо легче выдавливать из тюбика и намазывать, чем настоящий. Он не прилипает к кухонному оборудованию. Его проще смывать. Каждую смену она начинает с того же самого; это уже ритуал; она выгружает старый ковш наружу вместе с жирными баками, накопившимися за день, и берет со склада крышку от нового ковша. Так она может быть абсолютно уверена. Ей очень хотелось рассказать о делах Кенни Пэтона, но она никогда на это не решится, так как она не из тех, кто ябедничает. Дежурный менеджер словно пародия ада. Она такой не будет. Вот он — именно такой. В ту ночь, когда он работает, проголодавшись в половине второго, лучше загнать автомобиль в гараж и остаться дома, а если уж совсем невтерпеж, тогда лучше съесть гренку; надо установить телефонную линию-, куда можно было бы позвонить и узнать, работает ли он в эту ночь, чтобы понапрасну не проезжать весь чертов путь к деревушке Теско только затем, чтобы наесться всякой дряни, даже не подозревая об этом, вот о чем думает Кимберли по дороге домой в половине восьмого утра, часто моргая в своем автомобиле от яркого дневного света после ночной работы при флуоресцентном освещении, никогда не зная, что творится снаружи, так как нет ни одного окна.