Пришла, на его беду, Наташа Табакова. Не то, чтобы он был шовинистом, да и она, в отличие от многих его знакомых, была не язва и не болтушка. Но от ее правильности сводило скулы. Высокая, всегда выпрямленная, с короткой мальчишеской стрижкой и без косметики, она любила все делать идеально. Перфекционистка в халате. Увидела непорядок, словила сестру, заставила все исправить. Умом он понимал, что это для врача прекрасное качество, но от него требовалось соответствовать, и он заранее внутренне напрягался.
Даже присутствие Фейгина не сильно скрасило действительность. Окна операционной выходили на запад, и всю вторую половину дня солнце неистово ее калило. Теперь здесь царило пекло, от которого моментально пересыхало во рту. Наташа вошла почти армейской походкой, коротко кивнула.
— Внематочная, пять недель, — сообщил ей Паша. — Плодное яйцо в правой трубе, в перешейке.
— Почему не к нам?
— Сначала ставили аппендицит. Будем удалять?
— Рожавшая?
— Нет, первая беременность.
— Молодая?
— Двадцать.
— Тогда пытаемся сохранить трубу.
Паша вздохнул. Собственно, от Табаковой другого и не ждал.
— Давай тогда лучше сама, — он уступил ей место.
Наташа работала медленнее, чем он, зато ювелирно. Было непривычно, он любил войти в темп, и ему то и дело хотелось ее поторопить, подогнать. Казалось, она нарочно какие-то простые мелочи делает по-черепашьи. И говорить особо было не о чем: другое отделение, мало общих тем.
Выручил Фейгин.
— Слушай, Паш, а чего ты все на отпуск жалуешься? — поинтересовался он, копошась в телефоне.
— А похоже, что я хорошо отдыхаю?
— Поехали после смены ко мне на дачу, — предложил Илья. — Жена с детьми у тещи будет, сосед одолжил мне мотоцикл.
— И тебе разрешили лихачить? — Паша с сомнением глянул на товарища поверх экрана.
— Как тебе сказать, — довольно ухмыльнулся тот. — Я в своем уме им такое докладывать. Ну, так что? Там раритетный «харлей», мечта поэта. Какой-то бешеной лошадности.
— Ну не знаю… Я не любитель.
— Дело твое, — Илья вздохнул. — Ничего ты не понимаешь в удовольствиях. Вот и тухни в своей Москве.
— Я подумаю, — сдался Паша.
— Другой разговор! Мангал поставим, мне тут десятилетний коньяк пациент притащил…
— Фига себе! За какие такие заслуги?
— А что, все хирургам надо? — хмыкнул Фейгин. — Не дождетесь. Хирурги — зло. Там вообще история была… Тебе Женя не рассказывал?
— Про буйного мужика, который в реанимации отвязался от койки?
— Не, это отдельная тема. У Поспелова новый экспонат в коллекции из прямой кишки. Воздух.
— В смысле?
— В общем, один мужик, да еще и непростой какой-то, говорят, шишка, засунул себе в зад насос.
— Что?! — Табакова не удержалась, хихикнула.
— Ага, — довольный собой, продолжал повествование Илья. — Качал воздух, ловил кайф… Ну и кишка вся в лоскуты. Не знаю уж, что там за это досталось Жене, но мне притащили роскошный коньяк. Я его даже дома пока не показывал, отберут.
Паша расхохотался. Обычно сдержанная Табакова от смеха пустила слезу.
— Люди, пощадите, — взмолилась она. — Мне чуть-чуть осталось.
Исаев давненько не ассистировал, но тут был даже рад оказаться на вторых ролях. И история с трубой не его, и взялся бы сам — удалил бы. |