У Клер стучали зубы, и она ничего не могла с собой поделать. Она знала, что Тарквин будет презирать ее за малодушие, знала, что должна сдержать жалкие слезы вины и жалости к себе самой, читала в его глазах ярость… но он вдруг оказался на коленях рядом с ней. Его сильные руки обнимали ее, а взволнованное лицо было совсем рядом. Он не презирал, а утешал, успокаивал ее, он был добрым, да нет, больше, чем добрым, — он шептал какие-то нежные слова, которые говорит мужчина женщине, мешая итальянский и английский.

Она стерла дрожащими руками пелену слез с глаз и попросила умоляющим шепотом:

— Не надо… Не говорите из жалости то, чего не думаете… Я потеряла самообладание, вы это поняли — вы иногда понимаете такие вещи, иногда нет… Теперь уже все в порядке, и не надо делать вид… я это не перенесу тем более от вас.

— Почему?

— Потому что… — Только чувство самосохранения удержало ее от того, чтобы сказать всю правду, и она ответила: — Потому что это еще больнее.

— Больнее? А если я не «делаю вид»? Если бы я говорил это из любви, вам тоже было бы больно?

— Любви? — Клер покачала головой. — Вы шутите.

— Вы хотите, чтобы это было неправдой? Клер, посмотрите на меня… — Он осторожно поднял ее лицо, — Как вы думаете, почему я настаивал на разговоре перед вашим отъездом?

— Я… я не знаю.

— Тогда слушайте. Я не знал, что сегодняшние обстоятельства сломают барьер между нами. Я думал, что мы холодно расстанемся, но все равно дал себе слово рассказать вам всю правду, прежде чем вы окажетесь в объятиях Оскара Бриджмена. Я хотел сказать, что люблю вас, что хочу вас, хотя и понимаю, что вы не любите меня. Я сделал все, чтобы вы двое были счастливы, но хочу, чтобы вы знали, что вы для меня значите.

— Вы решили, что Оскар и я?.. Вы подумали, что я влюблена в него?

— Но вы никогда не говорили, что это не так.

— Я же говорила, что мы с ним только друзья.

— А вели себя с ним не только по-дружески.

— Это из-за того поцелуя, — вспомнила Клер. — Но это был всего лишь дружеский порыв — не больше. Я не понимаю… Что вы сделали, чтобы мы были счастливы? Вы даже не дали совет Оскару, когда я просила вас об этом.

— Но я сделал все, что мог, чтобы он вернулся в Англию, куда вскоре уедете и вы, имея достаточно средств, чтобы вы поженились. Я купил его землю…

— А я подумала… — перебила его Клер.

— Вы достаточно ясно дали понять, что вы подумали, cara mia, — улыбнулся Тарквин.

— И вы действительно сделали это ради меня?

— Да, ради любви к вам. У меня не было возможности показать свои чувства по-другому.

— Если это правда, то вы могли бы сказать об этом, — прошептала она, отводя глаза.

— Но только сегодня, расстроенная и вне себя, вы сказали, что думаете обо мне, что я могу причинять страдания…

— Но я всегда это чувствовала. Сначала я боялась, что вы унизите мою гордость, а потом… с тех пор как…

— С каких пор? — переспросил он, когда пауза затянулась. — Ну, моя Клер… Неужели ты хочешь сказать, что тоже любишь меня? Скажи, так ли это?

Испуганная, нерешительная, счастливая, не верящая в свое счастье, Клер уже хотела произнести эти слова, когда зазвонил телефон, возвращая обоих из мира мечты в реальную жизнь.

— Эйрин! — прошептала Клер.

Тарквин встал, взял трубку и тихо произнес:

— Слушаю.