– Ваш суши, пожалуйста, – мелодично пропела над ухом официантка, расставляя на круглом подносе перед ней маленькую дощечку темного дерева, на которой аккуратно выложены были ровные столбики рассыпчатого риса, стянутые черной рыбьей кожей и украшенные кусочками разнообразных морских лакомств; кувшинчики с соусами, крохотные чашечки-пиалки для их смешивания с острой зеленой горчицей, ярким пятном выделяющейся на темном фоне доски; деревянные палочки для еды; тонкий бокал для вина, явно не вписывающийся в этот экзотический натюрморт. Рядом поместилось узкое серебристое ведерко со льдом, в которое втиснута была запотевшая бутылка белого вина.

– Нет, конечно, – согласилась с ней женщина и даже одарила улыбкой: ей было приятно, что в ее познаниях и умении не усомнились. Тревожные мысли, едва не испортившие прекрасного настроения, словно встревоженный сонм невидимых крохотных птиц, мгновенно умчались прочь из ее прекрасной головки. Чувства ее вновь были ясны, а душа открыта для радости и наслаждения, пусть и телесной пищей. Глоток холодного вина, с очень слабым, но неповторимым ароматом, окончательно привел ее в состояние умиротворения и покоя. Тонкие, унизанные драгоценными кольцами пальцы, умело подхватили деревянные палочки, и окружающий мир на ближайшие час-полтора для одинокой посетительницы ресторана «Токио» просто перестал существовать.

В этот день Ангелина появилась в салоне довольно рано для себя – было немногим более двух часов пополудни – и объявила, что собирается сделать множество процедур, из чего следовало, что временем она никак не ограничена. Это было несколько необычно, потому что Ангел вечно спешила и зачастую именно по этому поводу устраивала дикие истерики. Более того, она наконец соизволила записаться на процедуры заранее, что обычно делать забывала и являлась в буквальном смысле слова как гром среди ясного неба на головы дежурных администраторов, требуя немедленного обслуживания, не желая ничего и никого слушать, а тем более – ждать.

«Нет, определенно что-то в ее жизни изменилось, причем в лучшую сторону, – подумала Инга, дежурство которой опять совпало с визитом Разумовской, как и в самый первый день ее появления в салоне. – Возможно, на самом деле она и не так уж плоха, просто жизнь оказалась собачьей, как в песне. Вот и научилась девочка лаять, рычать и кусаться». Она провожала Разумовскую в кабинет к косметологу, и как бы в подтверждение ее мысли та вдруг заговорила, причем приветливо и почти дружески. Обычно Ангелина не размыкала губ без крайней на то необходимости, которая наступала у нее, как правило, одновременно с потребностью устроить скандал или закатить истерику.

– Какой-то жутко сонный день сегодня. С утра не могу проснуться, просто засыпаю на ходу, как дряхлая старушка.

– Сейчас у вас будет прекрасная возможность выспаться как следует, – любезно поддержала беседу Инга, – первая процедура у вас самая длительная, почти сорок минут. Вполне можно подремать. Я предупрежу косметолога, что у вас сегодня сонное настроение, она нанесет препараты и тихонько уйдет, пригасив свет. Возможно, вы и не почувствуете, когда она вернется и приступит к следующей процедуре – у Веры очень легкие руки. Тогда и вовсе можете спать почти два с половиной часа.

– Правда? – искренне обрадовалась Разумовская. – Было бы здорово, а то я обычно лежу, обмазанная всеми вашими кремами и водорослями, как в панцире, и скучаю. Читать нельзя, звонить нельзя, спать – как-то раньше не получалось.

– И очень жаль, что не получалось. Сон женщинам, всем без исключения, независимо от возраста, очень полезен, да и препараты наши лучше усваиваются кожей именно во сне.

– Действительно.