Несколько позже эксперты определят характер столь странного повреждения: в лицо водителю кто-то плеснул концентрированным раствором серной кислоты, практически мгновенно уничтожившей ткани и успевшей добраться даже до костей черепа. Тогда же перед следствием станет вопрос о том, кто смог сотворить подобное варварство, если доподлинно было известно, что в салоне машины потерпевший находился один. Некоторые, немногочисленные, впрочем, свидетели припоминали, что к машине вроде бы подходил мальчик, из тех, что постоянно предлагают помыть машину или протереть стекла на всех крупных московских автострадах. Однако никто не видел, чтобы мальчик садился в машину или даже просто разговаривал с водителем через окно. Свидетелям показалось, что мальчишка чудом успел отпрыгнуть от машины, когда она неожиданно сорвалась с места, но, что с ним стало дальше, никто вспомнить не мог. Впрочем, этого и следовало ожидать: именно с той минуты всеобщее внимание было приковано к «взбесившемуся» джипу. Мальчика некоторое время пытались найти, но безуспешно. Следствие откровенно забуксовало, и не было ни малейшей надежды на то, что в обозримом будущем оно сможет сдвинуться с мертвой точки. В конце концов, это было не таким уж редким явлением современной российской действительности. По Москве, волна за волной, катились все новые громкие и кровавые преступления. Загадочное убийство Льва Бунина – журналиста с очень сомнительной репутацией – имело, таким образом, все основания таковым и остаться.

Молодой женщине это было хорошо известно, как и то, что в промежутке между четырьмя и пятью часами пополудни истинные ценители изысканной кухни уже, как правило, отобедали и в ближайшие три-четыре часа наверняка не озадачатся проблемой ужина.

Когда метрдотель ресторана, высокий брюнет с внешностью французского аристократа или итальянского тенора, торжественно проводил ее к самому отдаленному отсеку, женщина с удовлетворением констатировала про себя, что в очередной раз оказалась права, – в эти часы она была единственной посетительницей.

Свое сегодняшнее меню она продумала еще накануне и теперь неспешно, как хорошо выученный урок, диктовала избранные блюда официантке, одетой в настоящее кимоно и даже с некоторым подобием сложной японской прически на голове:

– Я буду суши-ассорти, то, которое с икрой; затем жареные морепродукты и жареные овощи, в которые дополнительно добавьте сто граммов жареных грибов. Потом, чай мачу. И принесите бутылку «Шабли-премьер-крю», желательно тысяча девятьсот девяносто шестого года.

– Повар может приступать сразу? – уточнила официантка, имея в виду, может ли уже сейчас появиться повар, начав постепенно готовить плиту и продукты к своим кулинарным таинствам или посетительница желает насладиться суши в одиночестве.

– Да, может начинать, – разрешила молодая женщина и расслабленно откинулась на спинку кресла в предвкушении предстоящего ей наслаждения.

– Ваш суши, пожалуйста, – мелодично пропела над ухом официантка, расставляя на круглом подносе перед ней маленькую дощечку темного дерева, на которой аккуратно выложены были ровные столбики рассыпчатого риса, стянутые черной рыбьей кожей и украшенные кусочками разнообразных морских лакомств; кувшинчики с соусами, крохотные чашечки-пиалки для их смешивания с острой зеленой горчицей, ярким пятном выделяющейся на темном фоне доски; деревянные палочки для еды; тонкий бокал для вина, явно не вписывающийся в этот экзотический натюрморт.