Теперь было явственно слышно, как шуршали по снегу огромные лыжи и хлопали полощущиеся паруса. Сгибаясь под рюкзаками и таща за собой импровизированные сани, на которых были навалены припасы, мы торопливо обошли разбитый самолет с хвоста и впервые получили возможность увидеть сразу обе противоборствующие стороны, замершие друг перед другом.

Снежные корабли — двенадцать в ряд — остановились, их паруса уже были наполовину убраны, и народу на палубах заметно поубавилось — воины с блестящей от масла кожей уже оказались на снегу, там они садились на медведей и сгоняли своих зверей в явно отработанные построения. Люди и медведи — устрашающая армия, фантастическое зрелище!

В правой руке каждый из сошедших с кораблей держал копье, а к кожаному поясному ремню было прицеплено нечто вроде начищенного до блеска чекана — топорика с лезвием и острым клювом вместо обуха. Медведи, конечно же, не имели ни оружия, ни доспехов — им хватало крепких шкур с толстым густым мехом, а мощные зубы были самым лучшим оружием для рукопашной схватки, какое мне только доводилось видеть. Две армии, выстроившись в две шеренги, неторопливо сходились. Облаченные в меховые шубы эскимосы, индейцы и белые, восседавшие на волках, шли навстречу людям, принадлежавшим к тем же расам, но имевшим совсем другие идеалы и религиозные убеждения, ехавшим на громадных белых медведях. Армии сближались неторопливо, словно пытаясь на несколько мгновений растянуть то хрупкое равновесие, которое установилось было на белой равнине Бореи, а потом с криком и грохотом столкнулись в ужасном сражении!

Двойной ряд всадников на волках сразу оказался разорван, и медведи ринулись в брешь, громя и топча все на своем пути. Однако, даже несмотря на чудовищную силу и свирепость этих зверей, им не приходилось рассчитывать на легкую победу. Я видел, как огромный волк прокусил ногу медведю и тот упал вместе со своим всадником. Но его седок-эскимос умудрился в падении метнуть копье в ехавшего на волке меднокожего наездника. Бросок был настолько силен, что даже скользящий удар сбросил индейца с волчьей спины. В следующую секунду спешенные всадники схватились врукопашную, а потом коренастый воин со снежного корабля вонзил свой блестящий чекан в горделивое горбоносое лицо волчьего наездника. Затем эту кровавую героическую сцену поглотила общая схватка, и я не видел, чем она закончилась.

Мы со всех ног бежали к разрыву в рядах Детей Ветров, тащили сани и держались кучкой, закрывая со всех сторон Трейси и стреляя на бегу во всех волчьих всадников и их зверей, которые оказывались поблизости. Нас заметили, как только мы покинули самолет, и ближайшая группа наших врагов уже отчаянно пробивалась к нам; волчьи всадники не намеревались позволить нам спокойно уйти. А потом откуда-то из-за наших спин, со стороны возвышавшейся поодаль пирамиды, прозвучала новая команда.

Кто-то мерзко, протяжно заулюлюкал, и сразу же целая толпа волчьих всадников бросила сражение, развернулась кругом и устремилась к нам! Громко браня сквозь чавканье пистолетов и сухой треск винтовки Джимми Франклина, погоняя своих спутников, я оглянулся и увидел несущиеся по равнине длинные острые нарты. Блестящие полозья проламывали наст и вздымали крылья искрящейся снежной пыли. Шесть редкостно крупных волков тащили нарты, послушно подчиняясь бичу погонщика-эскимоса, а на санях, держась за высокие, как у колесницы, борта, сидели полдюжины самых свирепых, самых могучих мужчин, каких мне только доводилось видеть. Трое из этих гигантов были эскимосами, двое — меднокожими индейцами, а один — белым.

Ах да, позади них скрючился тот самый, кто так жутко улюлюкал, — Борис Жаков, свихнувшийся от ветров фанатик, первый жрец Итаквы. Следом поспевали еще две нарты с подкреплением в виде вернувшихся малых жрецов, а еще дальше, примерно в миле за ними, тянулось еще одно войско, не меньше того, что было прежде.