|
Ей хотелось продвигаться быстрее, чем было запланировано преподавателями, стремившимися унять ее пыл. Затем наступал день, когда у нее пропадал всякий интерес. Прежде чем лечь спать, она оставляла записку Матильде. "Завтра утром меня не будить. Позвони на курсы английского и скажи, что я больна". Она уединялась в своей комнате и спускалась лишь к ужину. Спала, ставила пластинки, читала что попадало ей под руку. Рядом с ней сел мужчина средних лет. - Вы ведь здесь впервые, не так ли? - прошептал он наконец, нагнувшись к ней. Она взглянула на него как на пустое место, и он, похоже, смутился. Она расплатилась, взяла такси, чтобы вернуться в гостиницу. Денег у нее было немного, чуть больше пятисот франков. Что она станет делать, когда они кончатся? Ну и глупая же она. Разве не нашла она выход до своего отъезда из Лозанны? Она исчезнет. Она уже больше не задавалась вопросом, как сделать так, чтобы ее тело не обнаружили или чтобы его нельзя было опознать. Этот замысел возник у нее еще в Швейцарии. Но он был слишком романтичен. Кроме того, оказалось, что он неосуществим. Ее постигнет участь всех самоубийц. Вызовут полицию. Отвезут в Институт судмедэкспертизы для вскрытия... Примчатся родители, поселятся на улице Гей-Люссака, перевезут ее тело в Лозанну. Именно эта часть сценария удручала ее больше всего. Но ведь когда все произойдет, она уже больше ничего не будет чувствовать. Состоится ли короткая церемония в церкви? Неизбежно появятся заметки в газетах, и на похороны вместе с ее бывшими подругами и друзьями придут также и поставщики матери, ее партнеры по бриджу. Она будет лежать в длинном полированном ящике, задыхаясь в нем. Глупо было так думать. Разумеется, она не будет задыхаться. Но можно ли быть уверенной, что после уже больше ничего не чувствуют? Она снова, как и накануне, приняла таблетку снотворного; она встала сразу после десяти, позавтракав, принялась за свой туалет. Одаль надела ту же одежду, что и накануне. Обычно она носила брюки и рубашки в облипку, чтобы подчеркнуть свои формы. Она не была довольна своим телом. У нее почти не было груди и бедер. На вилле она взвешивалась по два-три раза в неделю и расстраивалась, если не набирала нескольких десятков граммов. Одиль пообедала в ресторане, расположенном за церковью Сен-Жермен-де-Пре, - она не посмотрела, как называется эта улица. Все шло не так, как она себе это представляла. Одиль не подумала о том, что останется одна, что ей не с кем будет поговорить. Не могла же она до бесконечности ходить по улицам. Она вернулась, легла и провалялась в постели весь день. Она по-прежнему откладывала момент, когда нужно будет совершить задуманное. Не из страха, а потому, что ей было необходимо такое вот медленное прощание с жизнью. Это было своего рода подготовкой. Никто из тех, с кем она сталкивалась на улице или кто здоровался с ней в гостинице, не догадывался о тех мыслях, что вынашивала она в своем мозгу. Из гостиницы она вышла, разумеется, вечером. Одиль поужинала лишь парой сандвичей в одном баре - не была голодна. Боб, наверное, уже приехал. Как он примется за дело? Где начнет ее искать? Конечно же, отправится в "Каннибал", так как она ему однажды сказала, что ходила туда и хорошо провела там время. Она тогда переживала период эйфории, и сейчас с тоской вспомнила о гитаристе, который отвел ее к себе. Ей бы хотелось вновь с ним увидеться, поговорить, может быть, сказать ему о своем решении? Это было слишком опасно. |
