Изменить размер шрифта - +
Боб почти наверняка отправится в "Каннибал".
     Заговорит ли он с музыкантом? Расскажет ли ему тот о том, что произошло между ними?
     Какое это, в конце концов, имеет значение? Она не стыдилась той жизни, которую вела вот уже несколько лет. Самым плохим воспоминанием был дядя Артур, которого та история не смущала, поскольку он по-прежнему приходил время от времени к ним домой. Он был все таким же - довольный собой, с постоянной шуткой на устах.
     - Ну что, красотка, сколько новых жертв на твоем счету?
     Он был братом матери. Хорошо зарабатывал. Беспрерывно разъезжал за рулем красивой машины от фермы к ферме, чтобы продать свою сельскохозяйственную технику. Почти всюду его угощали стаканчиком, от чего он никогда не отказывался.
     У Одиль была еще одна родственница-тетка матери в Париже, у которой тоже никогда не было своей семьи.
     Сейчас ей, должно быть, больше восьмидесяти, и она живет одна в квартире на улице Коленкур. Она более сорока лет проработала в одной и той же конторе на улице дю Сантье, и помимо скромной пенсии у нее, наверное, были еще и сбережения.
     Одиль видела ее только раз, когда они с матерью поехали на Монмартр, чтобы навестить ее. Квартира поражала чистотой, и нужно было ходить в войлочных шлепанцах, чтобы не запачкать натертый паркет.
     Что бы она сказала своей тетке? А та, разве бы она не сообщила тут же ее родителям?
     Смешно, что она подумала о тетке, в общем-то, совершенно незнакомом человеке, в такой момент. Если она откажется от своего замысла, не станет ли такой же, как та?
     Одиль искала ночной ресторанчик, чтобы провести там часть ночи. Нельзя, чтобы там ее слишком хорошо знали, поскольку она опасалась повстречаться с разыскивавшим ее Бобом.
     Кончилось тем, что она оказалась в "Червовом тузе". Какая-то женщина пела. Ей аккомпанировал гитарист. Девица с покрытыми лаком, но грязными ногтями спросила, что она желает выпить. Одиль заказала джин с водой.
     Пристрастие к джину она переняла от одного из двух преподавателей, с которыми иногда встречалась в бистро.
     Она подражала. Она всегда кому-нибудь подражала. У нее не было своего мнения. Она это сознавала. Тревогу вызывало то, что она очень хорошо себя знала, но ничего не могла с собой поделать.
     Она смотрела на влюбленных, которые обхватили друг друга за талию и целовались. Рука мужчины лежала на груди у девушки, и ни его, ни ее не смущало, что на них пялились десятка два людей. А действительно ли на них пялились? Разве здесь не было все дозволено?
     Ее соседями были двое довольно молодых мужчин, длинноволосых, в голубых джинсах.
     - Вы кого-нибудь ждете, мадемуазель?
     - Нет.
     - В таком случае не хотите ли присоединиться с нам?
     Они пили пиво. Она подошла к их столику.
     - Что в вашем бокале?
     - Джин.
     - Выпейте его, чтобы можно было заказать вам еще.
     Так она и сделала.
     - Вы француженка?
     - Нет.
     У нее на губах уже проступала легкая улыбка.
     - Бельгийка?
     - Нет.
     - Но вы говорите по-французски без акцента...
     - У меня швейцарское гражданство.
     - Из Женевы? Я дважды ездил в Женеву и один раз в Виллар, чтобы покататься там на лыжах.
Быстрый переход