– Вот что я тебе скажу, – заметил лорд Хинчли, потягивая бренди, – когда мы с Его Величеством поплывем обратно на «Ройял Джордже», я запрусь в каюте и напьюсь до бесчувствия! И постараюсь не просыпаться, пока в окне не покажется Тильбюри.

– На обратном пути море станет спокойнее, – рассеянно ответил герцог, словно думал о чем-то другом. – Кроме того, Его Величество не страдает морской болезнью и непременно захочет увидеть, как обрадовались шотландцы его визиту.

– Ты уверен, что они обрадуются? – спросил лорд Хинчли. – По-моему, зря сэр Вальтер Скотт поддержал короля в этом сумасшедшем желании ехать в Шотландию! Если у шотландцев осталась хоть капля здравого смысла, они встретят Его Величество не приветственными криками, а мрачным молчанием, а то и проклятиями.

Герцог не отвечал, и лорд Хинчли продолжил:

– Мой дед служил в армии Камберленда и принимал участие в битве при Куллодене. Он рассказывал, что после победы началась настоящая резня. Английские солдаты не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей. На месте любого англичанина я бы трижды подумал, прежде чем ехать к людям, в чьих сердцах, несомненно, еще жива мысль о мести.

– Битва при Куллодене была очень давно, – ответил герцог.

– Могу поспорить, что шотландцы ее не забыли, – парировал лорд Хинчли.

– Да, пожалуй, ты прав.

– Конечно, я прав! – подтвердил лорд Хинчли. – Они же варвары, а у всех варварских народов существует кровная месть и вражда, передающаяся от поколения к поколению.

– Я вижу, ты неплохо разбираешься в варварах, – заметил герцог.

– Когда Его Величество приказал мне отправиться вперед и проверить, все ли в Эдинбурге готово к его прибытию, я не пожалел времени и раскопал в библиотеке кое-какие сведения из истории Шотландии и шотландцев.

Помолчав, лорд Хинчли добавил:

– Должен тебе сказать, Тэран, что англичане поступили с шотландцами по-свински. А ведь победили только потому, что были лучше организованы и стреляли из мушкетов!

Герцог ничего не ответил.

– Когда я был еще мальчуганом, – продолжал лорд Хинчли, – дед часто рассказывал мне, как шотландцы шли к Куллодену – голодные, под дождем, по крутым горным склонам, прямо под вражеский огонь! Они шли, построившись по кланам, и впереди каждого клана ехал вождь…

С нетерпеливым жестом герцог вскочил на ноги.

– Ради бога, Уильям, прекрати свои рассказы о битве, происшедшей, когда нас еще и на свете не было! Оба мы отправились в это идиотское путешествие против воли; чем скорее мы покончим со своими делами и вернемся домой, тем лучше!

В голосе его звучала такая ярость, что лорд Хинчли в изумлении уставился на своего друга.

– Мне казалось, – протянул он наконец, – что вообще-то там твой дом.

Герцог сжал кулаки, словно лорд Хинчли задел его за больное место. Лорд любил своего друга и не хотел его огорчать, а потому сказал успокаивающе:

– Выпей еще. Ничто так не разгоняет тоску, как хороший французский бренди!

Герцог наполнил стакан из пузатого графина с плоским дном – такая посуда на кораблях незаменима при качке.

Жидкий огонь разлился по жилам, но герцог почувствовал, что бренди не успокаивает его, а, напротив, возбуждает гнев и отвращение к тому, что ждало его на берегу.

После смерти отца герцог не собирался возвращаться в Шотландию. Он стал отрезанным ломтем двенадцать лет назад, когда бежал из родной страны с исполосованной кнутом спиной и жгучей обидой на весь мир.