Несмотря на эти громкие слова, казалось, Ник был в смятении и немного не в духе. Он мерил шагами свою маленькую комнату, на месте ему не стоялось. Потом он подошел к Линди.

— Мне необходимо сесть за штурвал, — вдруг заявил он. — Я слишком долго не поднимался в воздух. Профессор, ты не присоединишься ко мне?

— Как это — прямо сейчас? Ночью?

— Ночью летать лучше всего. Мой самолет стоит на аэродроме в Сантьяго в полной готовности. Ну так как?

Его лицо ожило, было удивительно наблюдать, как одна лишь мысль о том, чтобы подняться в воздух на самолете, сделала его счастливым. Но Линди терпеть не могла летать! Окажись она у подножия любой горы, она бы с радостью принялась карабкаться вверх по каменистым склонам. Но посади ее в самолет — и она тут же начнет хвататься за парашют.

— Я не могу поехать с тобой, — нетвердо заявила она. — Во-первых, Хаммерсмит здесь со мной, и…

— Мы его завезем к тебе домой. Это как раз по пути на аэродром. Все складывается как нельзя лучше.

— Может быть, в другой раз?

Но Ник уже не слушал ее. Он схватил ее за плечи, глаза его сияли яркой голубизной, как небо в солнечный день.

— С самого начала ты была права в одном — я хотел бы летать больше всего на свете. Это — главное для меня. Я хочу летать. Меня иногда затягивает рутина, но не сегодня. Сегодня все будет так, как должно быть на самом деле. Поехали, Линди.

Она пыталась придумать какой-нибудь убедительный предлог, чтобы отказаться. Но в ее ушах вновь зазвучал озорной смех Джульет, эхом прокатившийся ей вдогонку. Ее соперница торжествовала. И Линди решилась. Если она сможет разделить с Ником его любовь к самолетам, то сможет дать ему то, что он разделял с Джульет. И даже больше. Эта мысль и склонила ее к тому, чтобы лететь.

— Хорошо, — сказала она Нику. — Я полечу с тобой!

Сунув руку в свою сумку, Линди набрала полную руку камней. Она старалась дышать глубже и медленнее. Вот так, уже лучше. Но она все еще чувствовала себя так, будто болталась подвешенная в темной, жуткой пустоте. Хотя слышался ровный гул моторов, она не ощущала движения самолета в ночном небе. Самое ужасное — за окнами нельзя было ничего разглядеть. Там была темнота, которая, как ей казалось, может засосать самолет в какое-то другое измерение.

— А у этого самолета есть имя? — спросила Линди, пытаясь как-то успокоиться.

Ник не ответил ей прямо.

— Ты думаешь, раз ты назвала свою машину Салли, то и другие занимаются такой же ерундой?

— Давай, Джарретт, выкладывай, как ты его называешь?

Он прокашлялся и пробормотал что-то вроде Фэламф.

— Что-что?

— Финола. Так ее зовут. Ну что, ты удовлетворена? Когда я покупал самолет, у него уже было это имя. Мне ничего не оставалось, как согласиться с ним.

Финола… Финола… Это было похоже на название овсяной каши на рекламе. Линди почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Она вглядывалась в показания приборов, пытаясь разобраться, что к чему. Но это было безнадежно. Ей казалось, что стрелки всех приборов тревожно колеблются. Она еще раз глубоко вздохнула.

— Мы уже довольно долго летаем, правда? — спросила она нарочито небрежным тоном.

— Да что ты, совсем недолго. Я могу быть в воздухе часами. Это снимает напряжение. — Он с удовлетворением вздохнул и откинулся на спинку сиденья. — Ничего нет лучше ночных полетов. Я помню, как волновался, когда сдавал экзамен по летному делу. Скажи, ты хочешь подержать в руках штурвал?

— Ты что, шутишь?

— Совсем не шучу.