– Да-а… - протянул он. - А мы-то собирались отправить вас в заграничную командировку… Но с таким-то гонором вас дальше Соловков не пропустят.

Дмитрий ошеломленно молчал. Услышав слово «Соловки», он вздрогнул и хотел что-то сказать, но только обреченно махнул рукой и наконец все-таки сел: ноги окончательно отказались держать тело в вертикальном положении. Комиссар то ли откашлялся, то ли просмеялся, прикрывая ладонью рот, а затем, пустив струю табачного дыма прямо в лицо Дмитрию, продолжил:

– Но не все так трагично, товарищ… Если бы вы были, к примеру, членом ВКПб… - Он затушил сигарету. - Я настоятельно рекомендую вам стать членом ВКПб. Без этого сегодня трудно выехать ТУДА. - Сказав это, он почему-то махнул рукой в сторону сейфа. - На вас пришел запрос из Румынии. В поместье некоего графа Влады найдена древняя картина, и именно вас, как ведущего специалиста в своей области, рекомендовали хозяину европейские эксперты. За ваш труд буржуи готовы платить золотом, а деньги нашему молодому государству, сами знаете, как необходимы… - Скрипя кожаными ремнями, он поднялся из кресла. - Однако в контексте Бессарабского конфликта мы можем отправить туда только по-настоящему надежного товарища…

– А я, значит, ненадежный? - вырвалось у Дмитрия. Он тоже встал.

– Думали - надежный, а оказалось - ненадежный, - неожиданно хохотнул комиссар. - Идите. Пока. Но подумайте, подумайте… - Он уселся обратно в кресло. - И мы подумаем… Вот это не забудьте, а то, не ровен час, тут и останетесь… - протянул он Дмитрию пропуск.

Вопреки ожиданиям, на пути к выходу его не схватили и не препроводили в камеру… Он беспрепятственно добрался до вестибюля, оставил пропуск у дежурного и вышел наружу. На вечереющей мокрой улице его ждала взволнованная Аннушка. При виде Дмитрия лицо ее осветилось радостью и тревогой.

– Ну?! - коротко спросила она.

– Все хорошо, милая, все хорошо, - рассеянно ответил Дмитрий. - Я провожу тебя домой.

Она качнула головой:

– Сегодня мы идем к тебе. Я еще утром предупредила об этом папу. Дмитрий подумал о том, как еще вчера был бы счастлив, услышав такое. Но сегодня страх и разочарование не позволяли ему радоваться по-настоящему. Он явственно чувствовал, как давит на него нечто, исходящее от здания позади. Может быть, кто-то смотрит на него из окна? Дмитрий не обернулся.

– Пойдем отсюда скорее, - взял он Аннушку под локоть. - Я все расскажу тебе дома.

А в «красном уголке» Эрмитажа уже проходило экстренное собрание.

«Красным уголком» являлась одна из наиболее просторных комнат хранилища. Помещение было переоборудовано наспех. В центре стояли лавки и стулья, перед ними - застеленный красным кумачом стол президиума с букетиком гвоздик в древнекитайской фарфоровой вазочке, графином с водой и стаканом. А вдоль стен штабелями лежали покрытые пылью бесценные картины.

– Слово для доклада предоставляется товарищу Елисееву.

Елисеев встал и, пережидая аплодисменты, одернул китель, пригладил волосы и прокашлялся. Когда овации смолкли, Елисеев принялся тщательно поправлять кобуру. Минуты две зал с напряжением наблюдал за этой процедурой. Наконец парторг заговорил:

– Товарищи! Не все еще у нас хотят жить так, как жил и умер великий Ленин, как учит нас вождь мирового пролетариата товарищ Сталин.

Кто-то в зале захлопал вновь, и остальным пришлось поддержать. Елисеев плеснул из графина в стакан, залпом осушил его, утер губы и продолжал:

– Уже десятилетие наш народ широко и смело шагает к своей победе. Вот. Но еще не все шагают в ногу. Как сочинил пролетарский поэт товарищ Маяковский: «Кто там шагает правой? Левой!» Понимаете ли, товарищи? «Левой». Вот. Возьмем, к примеру, сына царского офицера Полянова.