— Тогда вернись ко мне. — И губы Шариссара прикоснулись к моим. Яростно и сильно, словно он вырывал этот поцелуй не у меня, а у самой смерти. Словно подчинял, не позволяя покинуть его, не разрешая уходить. Что-то мощное и неконтролируемое рождалось внутри меня от его губ, ласкающих и требующих, подчиняющих и дающих. Я закинула ладони ему на шею, ощущая, как боль уходит, а мое тело наполняет живительное тепло. Сила его страсти выдергивала меня из пустоты, заставляла жить. Я хотела остаться. Хотела любить. Хотела быть с ним.

Моя кожа все еще светилась, но уже не обжигала его. Шариссар отстранился, рассматривая меня. Я тоже посмотрела — моя кожа мерцала, словно была усыпана крохотными бриллиантами, это было пугающе и завораживающе красиво.

— Великий Мрак… — Он медленно провел ладонью по моему телу кончиками пальцев и так же медленно поднял взгляд. И в этом темном взгляде была неотвратимость того, что сейчас произойдет. В нем был голод. Темный, жадный, иссушающий голод, который он не хотел сдерживать. Он весь был — похоть и желание, он пах ими, они бились в черно-синих глазах и прорывались хриплым дыханием.

Следующее прикосновение было уже сильным, требовательным. Он прижал меня к себе, давая ощутить каменное напряжение его мышц и жар тела. Жесткие губы вновь впечатались в мои, язык двигался, словно заявляя свое право на владение моим ртом, моим телом, моим сознанием. Бедра Шариссара прижались так плотно, что я явственно ощутила, какой он твердый и горячий внизу. Он чуть отодвинулся и снова вжался в меня, впечатывая в холод гранитной колонны.

— Ле-е-е-я. — Его хриплый рык был болезненным и внутри меня отозвался тягучей вибрацией, мучительным наслаждением. Оно зарождалось в груди и опускалось ниже, скручивая нутро желанной и сладкой болью. Я откинула голову, подставляя шею, и его язык прошелся по коже, по бьющейся жилке, губы добрались до ключицы, и Шариссар меня укусил. Несильно, но я выгнулась, словно от удара молнии. С моих губ сорвался стон, и это был не стон боли. И Темного этот звук заставил вновь зарычать — он словно сорвался с цепи, сдирая кружево платья и осыпая поцелуями мое тело. То томительно-нежными, то болезненно-сильными, от которых мои губы вновь издавали эти непроизвольные животные звуки.

И я хотела большего. Я хотела его. Целиком и полностью. Я хотела ощутить его тяжелое тело на себе, почувствовать, какой он горячий и сильный. Хотела, чтобы он прижимал меня к полу и двигался, оставляя на мне следы своих поцелуев. Или укусов — все равно. Я хотела вогнать ногти в его спину и не отпускать от себя мучительно долго.

И, повинуясь этому желанию, я потянулась к его одежде, путаясь в кожаных ремешках и костяных пуговицах. Он вновь целовал мои губы, если это требовательное и жадное облизывание можно отнести к поцелуям.

— Лея… — Его вздох был похож на стон. — Ты — безумие…

Взгляд Шариссара стал совершенно диким, а я провела ладонью по его коже, там, где была расстегнута рубашка, и прижалась губами. Я забыла о том, где мы, обо всем забыла, отдаваясь его рту, что терзал меня, заставляя стонать, и ласкающим меня рукам.

Он втянул со свистом воздух, отодвинулся на миг, от чего я протестующе застонала, а Шариссар бросил на меня взгляд, полный животной похоти. Он скинул парху, через голову стянул рубашку и дернул кожаные полоски на штанах. Его глаза не отрывались от моего лица, губы были сжаты, словно он пытался сдержать свое хриплое дыхание. Но я все равно слышала. И мне это нравилось.

Я прошлась взглядом по его полуобнаженному телу, понимая, что тоже дышу с трудом. У него было много шрамов — на широкой безволосой груди, на руках с буграми мышц, на напряженном животе.