Медведи в чёрную трещину пургой ворвались — только загудело в камнях. Медвежонок, маленький келе, верный товарищ — струйкой позёмки проскользнул. А Искра еле пробрался, клочья парки на камнях оставил — но пробрался всё-таки.

И оказался в мире мрака, что был ему знаком по шаманским полётам.

Каменный чертог вокруг, ущелье подземное. Огляделся Искра — и узнал это место.

— Вот, — шепнул. — Это здесь безглазые совы путь стерегут. Лёгкая душа мимо них сквознячком пролетала — а как же мне во плоти пройти? Услышат они шаги живого человека — а живым сюда нет пути.

Медвежонок забеспокоился, за рукав потянул Искру — мол, не годится живому в мир келе соваться, а с такой сильной и злобной нежитью, как совы эти, слепые стражи, и медведям справиться тяжело. Заглянул медвежонок Искре в лицо: вернёмся?

Искра только головой мотнул:

— Нельзя мне. А путь мы только начали.

И тут что-то за пазухой словно кольнуло слегка. То ли маленький коготок, то ли сломанный прутик. Сунул Искра руку под парку — и вытащил куклу.

А кукла вдруг встряхнулась, как живой птенец, и сказала тихонько — тоненьким голоском:

— Мать моя и создательница, Кедровка, к груди меня прижимала и тебя хранить велела — я тебе помогу, Искра.

Посмотрел Искра на куклу: обычная кукла, таких девочки себе десятками делают. Головка — колечко, из тальника скрученное, вместо волос — пучок меха, прутики-ручки, прутики-ножки. Как такая помочь может?

— Глаз у тебя, — улыбнулся, — нет, чтобы видеть, ушей нет, чтобы слышать, рта, чтобы говорить. Не пойму я, как ты говоришь со мной — и как с безглазыми совами собираешься совладать, не понимаю.

Хихикнула кукла тоненько — голосом Кедровки.

— Ты меня душой слышишь. У тебя душа есть, чтобы чувствовать, а у Кедровки — живое тепло, да и голос свой она дала мне. Не сомневайся, Искра, поставь меня на землю и иди вперёд.

Усмехнулся Искра, прутики-ножки в мёрзлый песок воткнул. Вперёд пошёл, к той лестнице, которая в глубины мрака ведёт — и кукла за ним на ножках-прутиках побежала, как птенец. Удивились келе-медведи, проводили её взглядами — но пропустили.

Сделал Искра ещё несколько вдоль ущелья — и вдруг хлестнул чёрный вихрь. В тёмной высоте слепые совы проснулись, железные крылья расправили, железными клювами защёлкали:

— Никогда тут шагов человека не слышали — и вот, человек идёт! Живой в Нижний мир спустился! Горячая кровь, свежее мясо! Давно уже не было совам такого угощения!

Замер Искра на миг — и тут кукла выскочила вперёд, побежала вглубь ущелья, а сама хохочет и голосом Кедровки кричит:

— Да-да, вот она — я! Только вам меня не поймать, безрукие, не увидеть, безглазые! Живая девочка из Срединного мира из вас похлёбку сварит, ваши перья в очаге сожжёт!

От такой дерзости разъярились безглазые совы, слетели со скал вниз — человека искать. Воздух от ударов железных крыльев застонал. Щёлкают совы клювами, когти железные растопырили — да только маленькую куклу поймать не могут, промахиваются. А она в щели между камнями прячется — и кричит оттуда насмешливо:

— Эх вы, слепые крачки! Даже в суп — и то не годитесь!

Сшиблись две совы в полёте — железные перья полетели, как стрелы, камни от их ударов закричали. А кукле — хоть бы что.

— Глупые, — кричит, — птицы! Келе с живым человеком перепутали! Духа, будто живое тело, ловите! Крови захотели — да только и капли воды не получите!

Поняли совы, что обманулись — или кукла обманула их; взлетели к самому своду с воплями, злыми и горестными.