Он смотрит на меня, и я вижу что-то новое в его взгляде. Вызов?

— Почему вы так его называете? — спрашиваю я. — Он ваш сын, не так ли?

— Биологически…да, — соглашается Хью. — Но на самом деле все сложнее. Могу я войти?

— Зачем? — спрашиваю я. — Чего вы хотите?

Он лезет в карман пальто и достает небольшой запечатанный конверт. Я достаточно имела дело с конвертами, чтобы подозрительно относится к таким вещам.

— Что это? — спрашиваю я.

— Открой и узнаешь.

— А если я этого не сделаю?

— Тогда ты откажешься от информации; которая может быть жизненно важной в твоей ситуации.

— Какой ситуации? — спрашиваю я.

— О, ты знаешь, — он оглядывает коридор и обводит руками. — Все это.

Я не беру конверт.

— Джереми послал вас? — спрашиваю я.

— Видишь? Больно осознавать, когда я слышу, как другие обращаются к моему собственному сыну по имени, и все же мне запрещено это делать.

— Насколько я поняла, это ваша вина, — выплевываю я. — То, как вы воспитывали Джереми, вызывает презрение.

— И что ты знаешь об этом, Лилли? Ты была там?

Я сужаю глаза.

— Вы издеваетесь надо мной? Конечно меня там не было.

— Ах. Понимаю. Нет, я не издеваюсь над тобой, Лилли. Мне просто нужно было устное подтверждение. Кажется, я начинаю терять разум в своем возрасте.

Устное подтверждение? Я слышала, как Джереми использовал этот термин. Ничего в человеке передо мной не говорит о слабоумии. Фактически, ничто в нем не вызывает в нем уважение. Я начинаю верить в то, что Хью гораздо более зловещий и чертовски опасный, чем я подозревала.

— Итак. Мистер Стоунхарт рассказал тебе, каким было его детство?

— Нет, — говорю я.

— Значит ты даешь предпочтение сторонним источникам. Хм.

— Я хочу, чтобы вы ушли, — говорю я. — Я не хочу разговаривать с вами без Джереми.

— Почему? Ты боишься того, что может раскрыться благодаря этому разговору? Посмотри на меня, — он смотрит на свой костюм. — Я безобиден. Сомневаюсь, что я смогу заставить тебя против твоей воли.

Он смотрит на меня проницательным, хитрым взглядом, который убеждает меня в том, что он имеет в виду сына.

— Это не то, о чем я беспокоюсь, — бормочу я.

— Ах, — тихо говорит он. — Понимаю. Ты боишься того, что я скажу. То, к чему это может привести.

— Это то, что вы думаете вы делаете? Помогаете мне? — спрашиваю я. — Мы не союзники, Хью. Мы не друзья. Я помню тот трюк в кабинете, где вы вытащили фотографии и ошейник.

— Всё это организовал мистер Стоунхарт, — говорит он. — Если ты думаешь, что в этом есть моя вина, ты глубоко ошибаешься.

— Мне все равно. Вы были частью этого! Вы были вовлечены. Не смейте действовать так, будто вы пассивная партия во всем этом! Я не знаю, на чьей вы стороне, Хью, но я собираюсь выяснить.

— Я думаю, — говорит он, — что твои намерения могут быть достигнуты, если ты просто пригласишь меня вовнутрь.

— Я не хочу этого.

— Может быть в комнате твоих друзей? — он смотрит на соседнюю дверь. — Мы можем поговорить там.

Я ненавижу его пассивную агрессивность. От этого его еще труднее прочитать.