Целовались они вовсю...
"Во дает мужик! - восхитился Петр. - И не боится ничего! Ведь родители-то всевластные... Или совсем башку потерял? Да непохоже... Не из этаких... Неужто влюбился?"
Он быстро прикинул, что к чему. Девчонка гладкая, фигуристая, вкусно кормленная. Выхоженная няньками-мамками. И опять же родители - тоже структура... Но нет ли у этого Феликсовича семьи? Холостой или вдовец? А иначе как...
Петр хмуро шагнул вперед, нарочно громко топая.
- Алла-свет, нам пора... Мать, поди, заждалась...
Алла испуганно оглянулась. Ничего не слышала, так увлеклась... Физик растворился в полутьме кабинета.
Сели в машину. Молча. Только почти возле элитного поселка коттеджный ребенок тоненько попросил:
- Вы маме не говорите, Петр Васильич... А то начнется выяснялово да скандалово...
- Мне другого дела, как языком трепать... - пробурчал Петр. - А ты думай... Думать полезно. Что дальше-то делать собираешься?
Алла пожала плечиками и уставилась в окно.
Ночь выдалась грозовая, шумная. Дождь - ползучий элемент - и вел себя по-змеиному, расползаясь по небу могучей чернотой. Гром то говорком припугивал, то заговаривал бурно и страстно, а то приговаривал сказочно. Тоня проснулась, закуталась в платок. Подошла к окну.
- Страшно как, Петь... Сейчас опять шарахнет...
Коза завыла в сарае дурным голосом.
- И животина перепугалась...
- Перепугаешь ее, жди... Дуру брехливую... - проворчал в полусне Петр. - И вообще это не гроза, а новый русский отмечает день рождения... Петард накупил...
- Верно! - крикнула Саша из соседней комнаты. Окно девчонок было открыто. - Сейчас как жахнет! Мама дорогая... Вон опять бухнуло! Радость да и только!
Тоня хихикнула.
- Что-то слишком часто они отмечают. И вчера грохотало, и второго дня... Сколько их на нашу голову?
- Сколько надо. Лишь бы не было войны, - Петр повернулся носом к стене. - Спи давай...
- А мне девчонка одна рассказывала, как проснулась в три ночи оттого, что прямо под окнами грохочет, - поведала из открытого окна соседней комнаты Саша. - Что первое подумала? Ну, конечно, что опять какие-то малолетние хлопцы с петардами. И так хлопки в ночной тишине, раскатисто, один за другим, с шипением... Хлопке где-то на пятнадцатом уже подмывало ее выскочить в одной рубашке на балкон и этого идиота, который вздумал среди ночи под окнами, когда все спят, рвать петарды, обложить по матери и по отцу как следует. Но тут вроде все стихло. Только включилась уйма сигналок у припаркованных машин. Уснула она. А утром в интернете прочитала, что у нее в микрорайоне стреляли в Руссо. Очередью, из автомата Калашникова, в три часа ночи. Руссо этот там рядом живет. Вот вам и петарды...
- Петя, - зашептала жена, подойдя поближе, - Петя, ты послушай... Саня гулять стала допоздна... С кем - не говорит... И сейчас пришла только-только... Вот посмотришь, она нам скоро в подоле принесет...
- Нет, только не она, - пробурчал Петр. - Такие не приносят. Это Машутка и Дашутка скорее... Спи... Устал я, нагонялся по дорогам. У этой Алки маршрутов немерено.
На следующий день он вызнал у других охранников великих киндеров насчет физика. Ну, как же, вдовец! И жена есть, и сын взрослый.
Вновь задумался Петр Васильевич.
- Папуля, ты чего? - справилась через несколько дней Саша.
- Не люблю ни осень, ни зиму, - пробурчал Петр.
- Ну да? - удивилась дочка. - А за что?
- За то, - буркнул Петр.
Коза выла у забора дурным голосом. Тоже, видно, не переносила осень и первые заморозки.
Утром, покуривая у машины, Петр увидел темненького парня. Очевидно, о нем и говорили дед и Сашутка.
Мальчишка прошмыгнул ловкой тенью вдоль забора и влип в него. Петр задумчиво повернулся.
- Тебе чего здесь треба, малый? Ищешь кого или ждешь?
Парень осмотрел Петра злобно-снисходительно. |