Вы не спрашивали его обо всем этом? Ведь ничего подобного, кажется, ваша договоренность все-таки не предусматривала? Или…
— Нет, конечно. То есть да, я его спрашивал. Он уверял, что не причастен к убийству Сарагосы. Вот его подлинные слова: «Нашелся кто-то, кто независимо от меня натолкнулся на эту идею».
— Какую идею?
— Присвоить то, что было у Сарагосы.
— Черный кейс?
— Полагаю, что так.
— Бискай сказал, что там, в кейсе?
— Нет. Знаю только, что он был невероятно тяжелым.
— Когда он с вами расплатился?
— В первую же ночь после Тампы. В Старке, Флорида.
— Вам не приходило в голову, что в черном кейсе могут быть деньги?
— Приходило. Но для этого он был все-таки чересчур тяжел.
— Называл ли он какие-либо имена?
— Да. Он называл женщину по имени Кармела. Я потом прочел в газетах, что она погибла при аварии самолета. Он сказал, что самолет этот принадлежал человеку по имени Мелендес. Винс на него работал.
— Другие имена?
— Возможно, и называл. Но мне не запомнилось ни одно.
— Киодос — это имя вам ничего не говорит?
— Н-нет. Во всяком случае, не могу вспомнить.
— В каких купюрах он рассчитывался с вами?
— Это были стодолларовые банкноты. Двести пятьдесят сотенных. Он сказал, что ими можно расплачиваться где угодно. Деньги настоящие, притом не меченые, их номера нигде не зафиксированы.
— Но до Атланты он так и не добрался?
— Нет. Раны были слишком тяжелы для того, чтобы лететь самолетом, как он собирался.
— И тогда вы предложили ему свое гостеприимство? Я постарался изобразить на моем лице смущение.
— Предложением гостеприимства это, пожалуй, нельзя назвать. Укрыть его у себя означало рисковать, и я считал, что подобный риск должен вознаграждаться. Мы поторговались и сошлись на том, что за предоставленное убежище он приплатит мне еще двадцать тысяч. Я настоял на формуле — деньги вперед.
— Ив каких купюрах?
— В тех же. Сотенных.
— И даже после этого вы не заподозрили, что в черном кейсе могут быть деньги, большие деньги?
— Нет, почему же. Теперь я был в этом почти убежден.
— А вы его не спросили?
— Спрашивал неоднократно. Но он не отвечал ни «да» ни «нет». Я даже пытался заглянуть в черный кейс, когда он забылся, но замки были заперты, а ломать их я не решился. В конце концов, он остановился именно на мне, потому что безраздельно мне доверял. И не ошибся при этом. Я… я относился к нему с пиететом. До того как он сбежал с моей женой.
— К этому мы вернемся несколько позже, Джеймсон. Теперь же попробуем рассмотреть повнимательней события в Тампе. Расскажите все, что вы можете вспомнить о них. Прежде всего хотелось бы знать, был ли Бискай настороже, ожидал ли, что его станут преследовать?
— Мне показалось, что он нервничает.
— Почему? В чем это выражалось?
Так проходил допрос. Я держался своей версии о незнакомце в шоферской фуражке. Полной уверенности у меня не было, но думается все-таки, что оба допрашивающих это проглотили. Пока все, что я рассказывал, не расходилось с истиной, мне было легче. Теперь приходилось остерегаться на каждом шагу. Но я старался производить впечатление полной искренности, такой же, как при рассказе о наших давних подвигах. Когда они начинали сомневаться в сказанном или же мне казалось, что это так, напряжение становилось почти непереносимым.
В четыре часа был сделан еще один перерыв, десятиминутный. |