– Я не успел поблагодарить градоправителя, – пробормотал Гори.

– Я это сделал за тебя, – заверил его Антеф. – Поспи, если можешь.

– Коптос – ужасное место, – шептал Гори. – Такая жара, повсюду такой яркий свет. И мне так одиноко, Антеф. Невыносимо одиноко. Какая мука, какое невыносимое одиночество…

Последнее слово Табуба губами вырвала у него изо рта. Он отчетливо видел, как она с задумчивым видом пережевывает это слово, затем глотает и сочувственно улыбается ему. «Одиночество, – повторяет она. – Бедняжка Гори, такой красавчик. Юная горячая кровь… такая горячая. Приди ко мне Гори, возьми меня. Согрей меня, Гори, согрей».

Когда он вновь пришел в себя, Коптос остался уже далеко позади. Заметив, что Гори проснулся, Антеф поднес к его губам чашу.

– Голова у меня словно в огне горит, – сказал Гори, – а кишки, похоже, уже сгорели и обратились в пепел. Что это?

– Это суп, – – сказал Антеф. – Постарайся поесть. Тебе необходимо подкрепиться.

– Где свитки? – воскликнул Гори и сделал попытку подняться, но Антеф заставил его лечь.

– Они в целости и сохранности. Пей же, царевич. Уже началось половодье, и Нил катится чуть быстрее, чем всегда. Гребцам не приходится сильно налегать на весла. Дорога домой у нас займет меньше времени, чем в Коптос.

Гори послушно отхлебнул супа. В животе у него все сжалось, но все же проглоченное осталось в желудке. Гори чувствовал, как еда приятно согревает внутренности.

– Я хочу сесть в кресло, – сказал он Антефу. – Помоги мне. Когда он сел прямо, голова постепенно перестала кружиться. Гори слабо улыбнулся другу.

– Мне не под силу бороться с чудесами, которым многие тысячи лет, – сказал он, и в его словах послышалась ирония. – Но царская кровь чего-нибудь да стоит, да, Антеф? У нас еще осталось маковое питье?

– Да, царевич, – серьезным голосом произнес Антеф. – Питья больше чем достаточно.

ГЛАВА 19

Бог истины не потерпит лжи:

Страшись, если даешь ложные клятвы,

Ибо кара ожидает

того, кто выдает ложь за правду.

Шеритра проворно выпрыгнула на берег, глубоко вздохнула и ступила на извилистую дорожку, окаймленную пальмовыми деревьями. День выдался душный, обычный для конца лета, когда после полудня жара сводит с ума и не доносится ни единого дуновения ветерка, чтобы развеять зной. Шеритра, однако, не обращала внимания на погоду. Только что, не далее как сегодня утром, отец наконец дал согласие на ее обручение. Все это время она не оставляла его в покое, при всяком удобном случае затевала один и тот же разговор, и ее настойчивость в конце концов одержала победу. Странно, но отец поддался на ее уговоры в ту самую минуту, когда она сообщила ему, куда подевался Гори. По поводу исчезновения сына Хаэмуас, как показалось Шеритре, не выказывал особого волнения. Строго запретив Гори появляться на семейных трапезах, он в течение нескольких дней словно вообще не замечал его отсутствия. Все же на четвертый день он принялся задавать вопросы, а Шеритра молчала, вся во власти волнения и испуга, не забывая, однако, о том, что она обещала Гори выждать не меньше недели, прежде чем раскрывать родителям тайну его местонахождения. Личные слуги Гори не могли пролить свет по поводу его внезапного исчезновения. Как-то раз во время обеда Хаэмуас даже обратился с этим вопросом к Табубе, но она, конечно же, ответила отрицательно.

И так все семь дней на свои расспросы Хаэмуас не получал никакого ответа, пока наконец Шеритра, вся во власти волнения и робости, не призналась ему, что Гори отправился в Коптос на поиски правды.