Изменить размер шрифта - +
 – И ты открываешь ему гораздо больше, нежели мне. Ты причиняешь мне боль, Шеритра, во-первых, тем, что отказываешь мне в доверии, а еще и тем, что спокойно допускаешь саму мысль о том, будто я или матушка способны пойти на ложь и обман по отношению ко всей вашей семье.

«Но твоя матушка уже совершила обман, – в отчаянии думала Шеритра, глядя в его мрачное, угрюмое лицо. – Я безоговорочно поверила Гори, когда он рассказал мне историю Птах-Сеанка. О, Хармин, я всей душой молюсь о том, чтобы твой гнев и отчаяние объяснялись лишь незнанием, тем, что тебе ничего не известно об истинных действиях твоей матушки, а не испугом быть разоблаченным. – Внезапно в ее мыслях ярко высветился весь ужас подобных сомнений и рассуждений. – Как я могу в нем усомниться? – вопрошала она себя, охваченная приливом бурной нежности. – Он такая же жертва происков Табубы, что и наш отец. Бедняжка Гори».

– Милый брат мой, – нежно проговорила она, придвигаясь ближе к Хармину и обнимая его за шею. – Я утаила от тебя эти события лишь по одной причине – я не хотела причинять тебе боль. Я, как и Гори, твердо уверена в том, что твоя мать обманула Хаэмуаса. Для всякого сына узнать подобную правду очень тяжело. Прошу тебя, Хармин, ты должен мне верить, я просто не хотела, чтобы ты страдал!

Он долго сидел не шевелясь. Он не ответил на ее объятие, но и не высвободился из рук Шеритры. Он сидел, чуть отвернувшись в сторону, поэтому она не могла видеть его лица, но постепенно ей стало казаться, что, хотя Хармин по-прежнему сидел неподвижно, он мало-помалу отдаляется от нее.

– Тебе, царевна, сейчас лучше уйти, – произнес он безжизненным голосом. – Должен честно признаться, что не могу вот так сидеть рядом с тобой и слушать, как ты оговариваешь мою матушку. Прошу меня простить.

Рука Шеритры безвольно упала.

– Но, Хармин… – начала она, однако он не дал ей закончить. Резко обернувшись, он закричал во весь голос.

– Нет! – воскликнул он с такой яростью, что Шеритра едва удержала равновесие. И тогда она неловко поднялась и пошла прочь. Столь недавно обретенная уверенность в себе быстро покидала Шеритру, ее плечи вновь опустились, а руки застенчиво сжались, обхватив локти. Кликнув Бакмут, она почти бегом бросилась к реке, все еще надеясь, что он вот-вот позовет ее. Но вокруг стояла полная тишина. «У него это пройдет, – уговаривала себя Шеритра, охваченная тревогой. – Он вспомнит, что я приехала сообщить ему о помолвке, что в гневе он просто упустил из виду, зачем вообще я к нему приехала, и тогда он сам поспешит следом за мной и все будет хорошо, как прежде. Я не буду плакать».

И все же, садясь в лодку, она почувствовала, что взгляд ее затуманился. Шеритре казалось, что она малое неразумное дитя. В один ослепительный миг она словно бы увидела все происходящее в истинном свете, она поняла, какое важное признание только что сделала, – ведь она ясно дала ему понять, что, несмотря на все грехи и пороки матери, она все равно любит его всей душой. Она говорила ему о возможной помолвке, о которой они вместе так долго мечтали. Но он с самого начала взял верх в их разговоре, возможно даже, он сознательно старался сделать ей больно, а теперь она повержена, она оставила свои позиции, и ей некуда отступать. Она боится навлечь на себя еще большее неудовольствие и раздражение с его стороны. «Но ведь он меня любит, любит! – с жаром убеждала себя Шеритра, пока лодка тихо скользила по волнам. Девушка чувствовала вопросительный взгляд Бакмут. – Я умру, если он меня оставит!» И вдруг ее мысли замерли, и девушка задрожала.

Слухи о том, что Гори тайком от отца отправился в Коптос, вскоре распространились по дому, но ушей Нубнофрет они достигли лишь тогда, когда она послала служанку пригласить его к себе в комнату.

Быстрый переход