Тогда почему же ты не восхищаешься Гори, ведь он тоже преданно и верно исполняет свой сыновний долг перед тобой? – приступала к нему Шеритра. – Ты ведь не можешь всерьез полагать, что у Гори хватило бы сил откопать вход в гробницу, взломать дверь и поднять крышку гроба? Прочти еще раз эти свитки, отец. Ибо не можешь ты всерьез верить, что Гори выдумал всю эту историю. Прошу тебя, пусть хотя бы тень сомнения омрачит твои мысли.

– Он вполне мог нанять рабочих, чтобы вскрыть гробницу, пока его самого не было дома, – мрачно заметил Хаэмуас. – Я сам не был там с тех пор, как… как…

– Ты ведь встревожен гораздо сильнее, чем показываешь нам, ведь правда, отец? – спросила Шеритра. – В глубине души ты дрожишь от страха при мысли о том, что Гори может оказаться прав. На самом деле в глубине души тебя снедает ужас, и он сильнее, чем тот страх, которым мучаюсь я. Отправляйся в Коптос сам. Поговори с хранителем библиотеки.

Хаэмуас покачал головой, но его голос, когда он наконец заговорил, звучал слабо и неуверенно.

– Не могу, – прошептал он. – В ней моя жизнь, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы она оставалась со мной. Ты ошибаешься, Солнышко. Ни один человек в здравом уме не усомнится в том, что моя любимая – самая прекрасная, самая одаренная и самая желанная из всех женщин на свете. Я вполне допускаю, однако, что ее родословная не совсем безупречна. Возможно даже, этой родословной вообще не существует.

– Гори не стал бы умышленно причинять вред Табубе, – сказала Шеритра.

В голове у нее стучало, все тело ломило от усталости, хотелось спрятаться в надежном укрытии, хотелось обо всем забыть, но она чувствовала, что за поспешным арестом Гори скрывается нечто большее. Ей казалось, что отец слишком быстро, с какой-то странной готовностью воспользовался случаем, чтобы лишить его свободы, чтобы полностью держать его под контролем. Она подошла к нему совсем близко, и они стояли, долго и печально глядя друг другу в лицо. Тьма рассеивалась, и серый безжалостный свет первых лучей Ра уже проникал в комнату сквозь закрытые ставни.

– Гори вовсе не хочет причинять Табубе вред. Он любит ее так же горячо, как и ты. И за это чувство он ненавидит себя, а не ее и, уж конечно, не тебя. Отец, существуют ли заклинания, способные снять смертельное проклятие?

Он поморгал.

– Да.

– Можно мне взглянуть?

И опять на его лице появилось уже знакомое ей выражение звериной хитрости и изворотливости.

– Нет, нельзя. Эти заклинания – вещь сложная и опасная, обращаться с ними в силах лишь маги и чародеи, люди, наделенные знаниями и правом произносить эти страшные слова.

– Тогда ты сам произнесешь такое заклинание, чтобы спасти Гори?

– Нет. Я не знаю наверняка, что на него наложено смертельное заклятие, а если произнести спасительное заклинание, то оно лишь причинит ему еще больший вред.

– О боги, – тихо произнесла Шеритра, отступая от отца. – Ты хочешь его смерти, да, хочешь? Ты внушаешь мне ужас, отец. Может быть, и мне стоит покончить с собой прямо сейчас, избавив тем самым тебя от лишних хлопот? Зачем дожидаться, пока Табуба решит, что я ей только мешаю?

Он не отвечал. Он по-прежнему стоял на одном месте, и безжалостный утренний свет подчеркивал каждую складку, каждую морщину на его стареющем лице. Крик боли, муки и разочарования вырвался из груди Шеритры, и она бросилась прочь из комнаты.

«Я должна успеть вернуться в его кабинет, пока слуги помогают ему умыться и одеться, – в отчаянии думала Шеритра на бегу. – А также пока не сменилась ночная стража. О, как мне страшно! Но Антефа нельзя больше впутывать в эти дела.