Но он заставил себя сдержаться, потому что не хотел походить на сэра Ричарда. Тони хотел присутствовать в жизни своего ребенка, стать ее частью. Он хотел направлять его и помогать ему, выслушивать его рассказы и просьбы… и всегда быть рядом, чтобы защитить.

Дебора крепче прижалась к нему. Она приподнялась на кровати, чтобы ощутить его как можно глубже в себе.

Тони доставил ей высочайшее наслаждение – тело ее содрогалось в сладких конвульсиях, а с губ слетали восторженные, бессвязные слова.

Сладкая, замечательная, необыкновенная Деб… Он рывком вышел из нее, чтобы уберечь от нежелательных последствий, и перекатился на бок. Святой Боже! Он решительно не мог представить, как будет жить без нее.

Они долго лежали молча, обессиленные и опустошенные. Потом она бережно обняла его.

– Спасибо тебе.

Тони не ответил.

Тогда Дебора прильнула к нему всем телом. Ее грудь скользнула у него по спине, мягкие завитки волос внизу живота нежно щекотали ягодицы. Дебора провела рукой по его бедру и потерлась носом о его плечо.

– Тони… – начала она.

– Не надо, не говори ничего. Давай попробуем вообразить, что у нас впереди тысячи и тысячи таких ночей. Ничего, только ночь и мы с тобой.

Она кивнула и еще крепче прижалась к нему. Тихонько вздохнув, она положила голову ему на плечо и погрузилась в сон.

Тони вслушивался в ее ровное дыхание. Дебора не ошиблась, когда говорила, что он никогда не будет принадлежать ей одной. У него были связаны руки. Женитьба на леди Амелии стала теперь делом чести. Сон долго бежал от него, а когда, наконец, Тони удалось задремать, ему снились кошмары, порожденные неудовлетворенностью и разочарованием.

Некоторые из кошмаров были вполне реальными: в нем проснулись давно забытые воспоминания. Он снова был маленьким. И снова боялся отца. Поблизости всегда бесшумно сновали слуги, а Марми вообще не отходила от него ни на шаг. Теперь он понимал, что слуги не доверяли его отцу.

Доверие.

Это слово снова и снова звучало в его снах, и оно всегда означало Деб. Доверие.

Она ждала его в библиотеке, на том самом месте, где, как виделось ему в кошмарах, он обнаружил тело отца. Теперь там стояла она, и когда он поднял руку, то заметил, что держит не пистолет, а шпагу.

Дебора раскрыла объятия, намереваясь прижать его к груди – и он проснулся от собственного крика.

Деб, живая, настоящая, из плоти и крови, склонилась над ним, бережно гладя его по плечу.

– Тони, Тони, очнись! Тебе приснился прежний кошмар?

Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя и стряхнуть наваждение. Он ошарашено потряс головой.

– Нет, на этот раз все было по-другому.

Затуманенным взором Тони обвел комнату. Серые предрассветные сумерки создавали впечатление ирреального мира.

– Что значит «по-другому»? – спросила Дебора.

Тони вспомнил о шпаге… и понял значение этого символа. Он не ощутил ни страха, ни боли, только невероятную грусть и смирение.

Перевернувшись на живот и вытянувшись рядом с ней, он сказал:

– Я отпущу тебя… если ты действительно этого хочешь.

Ее темные глаза погрустнели. Она лишь молча кивнула.

– Когда ты хочешь уехать? – спросил Тони. Сердце его разрывалось от горя.

– Наверное, будет лучше, если я уеду сегодня же. Чем дольше мы вместе, тем тяжелее будет расстаться.

Тони застонал от бессильного отчаяния, признавая ее правоту.

– Хорошо. Я пойду к себе, чтобы переодеться. Буду ждать тебя внизу.

Он приподнялся, намереваясь встать с кровати, но Дебора остановила его, положив руку ему на плечо.

– Я люблю тебя.

Склонив голову, он принялся целовать кончики ее пальцев.