Исходя из второй версии приходилось признавать, что Красовский намеренно загоняет свою жену в угол, и как далеко простираются его аппетиты на этом поприще, можно было лишь догадываться — во всяком случае, возможности он, судя по всему, имел неограниченные. Как в денежном эквиваленте, так и в плане замыслов. Женя подозревала, что ему нет равных по части дьявольских сценариев: нормальная человеческая психика на это была не способна.

Немного подумав, Женя все же решила не оставлять первую версию без внимания, ведь Власов мог снова потребовать деньги. Она решила также, что надо немедленно предупредить Лилю.

Женя посмотрела на часы: она почти час лежала в постели и рассуждала. Сна давно не было. Она выскочила из кровати и, несмотря на относительно ранний час, неумытая и неодетая, начала звонить Лиле. Ей пришлось набраться терпения и ждать — трубку долго не брали. Женя успела натянуть на себя футболку и джинсовую юбку. Наконец в трубке послышался тихий Лилин голос:

— Я слушаю.

— Лиля, это я. Прости, пожалуйста, что так рано звоню, но ты мне очень нужна. Ты меня слышишь?

— Да. — Лиля немного помолчала. — Что-то случилось?

— Случилось, тебе нужно прямо сейчас приехать ко мне. К двенадцати часам мне нужно быть в поликлинике, так что вставай и приезжай.

— Я не могу.

— Почему?

— Мне нездоровится. — Голос Лили и вправду был очень тихим.

— Лиля, — терпеливо настаивала Женя на своем, — я понимаю что тебе, может быть, никуда не хочется ехать, но я не спрашиваю об этом. Я говорю, что надо приехать во что бы то ни стало! Я ведь не могу приехать к тебе?

— Нет, тебя не пустят, — согласилась Лиля.

— Вот видишь! Лиля, я тебя очень прошу, это ненадолго! Час — максимум, и ты уедешь домой!

— Хорошо, только я поеду троллейбусом.

— Я жду тебя. Пока.

Услышав короткие гудки, она положила трубку. Женя понимала, что за последнее время она действительно могла надоесть Лиле своими приказами по телефону, но ничего другого ей в голову не приходило.

Лиля приехала через час с небольшим, бледная и совершенно больная. Женя, открыв ей дверь, не узнала ее: перед ней стояла худущая, изможденная женщина без возраста. Обесцвеченные волосы торчали как пакля, глаза были ввалившимися, с коричневыми кругами вокруг. Выражение лица трудно улавливалось: в нем одновременно было страдание и безразличие к этому страданию, бессилие и бесконечные попытки это бессилие преодолеть.

Лиля прошла мимо остолбеневшей Жени и села на диван.

— Можно, я прилягу? — Она вытянулась на диване, не дожидаясь согласия Жени.

Женя, все еще не веря своим глазам, подошла поближе:

— Лиля, что с тобой происходит? Тебе же нужно срочно в больницу!

— Я не хочу. — Лиля закрыла глаза, готовая заплакать.

— Что значит не хочешь?

— Я лучше дома полежу.

— Тебе нужно лечение! Что у тебя болит?

— Ничего не болит. Просто хочу спать.

— Лиля, ты что, не понимаешь, что просто так ничего не бывает?

— Со мной так уже было. Мне плохо только по утрам. К обеду я становлюсь совершенно здоровой.

— Что-то не очень верится. — Женя хоть и говорила с сомнением, на самом деле ни минуты не сомневалась, что Лиля говорит правду. Такие колебания настроения и были признаками депрессии, но то, что депрессия начала так резко прогрессировать, для Жени было совершенно неожиданно. Во всяком случае, это был очень грозный признак.