— Не сработалось. А ты как?
— Нет. Так и не получилось. Один раз было близко. — Он подумал о Мэри Эллен с налетом сладкой грусти. — Я думаю, что некоторым лучше пополнить списки одиноких. — Он осушил пиво и поставил бутылку на ступеньку между ними.
— Хочешь еще?
— Нет, спасибо. Чтобы кто-нибудь из моих помощников не поймал меня за вождение в нетрезвом виде. Как твоя мама?
— Она вышла замуж, — без выражения сказала Клер.
— Серьезно? Когда?
— Несколько месяцев назад. — Разволновавшись, она подвинулась и стала смотреть в темноту, на пустую улицу. — А как твои родители, у них по-прежнему ферма?
— Большая ее часть. — Даже после стольких лет он не мог думать о своем отчиме, как об отце. Бифф Стоуки никогда не заменял и не заменит отца Кэму, которого он потерял в нежном десятилетнем возрасте. — У них выдалось несколько нехороших лет, и они продали несколько акров. Могло быть и хуже. Старику Хобэйкеру пришлось продать все целиком. — Они разделили землю на участки, засадив их разными культурами вместо кукурузы и травы под сено.
Клер достала последнюю бутылку пива. — Забавно, когда я проезжала город, я все думала, что ничего не изменилось. — Она оглянулась. — Наверное, я плохо пригляделась.
— У нас по-прежнему есть закусочкая «У Марты», рынок, леса Доппера и сумасшедшая Энни.
— Сумасшедшая Энни? Она все еще ходит с мешком и собирает мусор вдоль дороги?
— Каждый день. Ей наверное сейчас шестьдесят. Она сильная как бык, несмотря на то, что у нее балки на чердаке качаются.
— Дети над ней посмеивались.
— И сейчас смеются.
— Ты катал ее на мотоцикле.
— Она мне нравилась. — Он лениво потянулся, потом встал у подножия ступенек. На фоне нависающего темного дома, она показалась ему одинокой и немного грустной. — Мне надо собираться. Ты здесь будешь в порядке?
— А как может быть иначе? — Она понимала, что он думает о мансарде, где ее папа сделал последний глоток и совершил последний прыжок. — У меня спальный мешок, какая-то еда и большая часть упаковки пива. Этого достаточно, пока я не найду пару столов, лампу, кровать. Он прищурил глаза. — Ты здесь останешься? Особенной радости в его голосе она не услышала. Она встала и поднялась на ступеньку, оказавшись на голову выше него. — Да, остаюсь. По крайней мере на несколько месяцев. Вы не против, шериф?
— Да нет, я согласен. — Он раскачивался на каблуках, раздумывая над тем, почему она выглядит такой вызывающе непокорной на фоне коричневой веранды. — Я подумал, что ты проездом или открываешь дом для новых хозяев.
— Ты ошибся. Я открываю его для себя.
— Почему?
Она нагнулась и взяла за горлышко обе бутылки. — Я и тебе могла задать тот же вопрос. Но не задала.
— Да, не задала. — Он взглянул на дом позади Нее, большой и пустой и полный отголосков воспоминаний. — Я думаю у тебя были на это причины. — Он снова улыбнулся. — До скорого, Худышка.
Она подождала пока он сел в машину и отъехал. «Причины у меня были, — пробурчала Клер». Она только не была до конца уверена в том, что это за причины. Повернувшись, она взяла пустые бутылки с собой в дом.
К двум часам следующего дня все в городе знали, что Клер Кимболл вернулась. Об этом говорили за прилавком на почте, во время торга на рынке, пока разносили сэндвичи и бобовый суп «У Марты». То что дочка Кимболла вернулась в город, обратно в дом на углу улицы Оак Лиф, породило новые слухи и суждения о жизни и смерти Джэка Кимболла. |