|
С ним явно было что-то не так. Фердинанд решительно поднялся из кресла, намереваясь идти спать. Он не был уверен, что сразу же уснет, хотя приказал Бентли найти для него другую подушку, а если это не удастся, то положить в изголовье кусок мрамора, ведь даже надгробие куда удобнее, чем то, на чем он спал прошлой ночью. Фердинанд погасил свечи, решив, что вполне достаточно лунного света, струящегося через окно, чтобы осветить ему путь наверх. Взяв двумя пальцами куртку и жилет и перекинув их через плечо, он вышел из библиотеки. Он очень надеялся, что утром проснется в другом, более радужном настроении. Глава 8 В коридоре второго этажа было темнее, чем в холле и на лестнице. В нем было лишь одно окно, и то в самом конце, но Фердинанд так погрузился в свои мысли, что ему не пришло в голову взять с собой зажженную свечу. Он пожалел об этом, когда больно ударился бедром об острый угол столика. – Ух! – громко воскликнул он, прежде чем отпустить более сильные выражения и бросить на пол куртку и жилет, чтобы потереть обеими руками ушибленное место. Но даже в полутьме он разглядел очередную опасность в виде огромной вазы, которая шаталась на столе, грозя перевернуться и разбиться вдребезги. Он зарычал и бросился к ней, а затем радостно завопил от облегчения, довольный тем, что успел подхватить ее. Фердинанд опять прижал руку к ушибленной ноге, но недолго жалел себя. Каким-то образом большая картина в тяжелой резной раме отделилась от стены и с грохотом упала на пол. Ее падение было впечатляющим, так как она все-таки свалила вазу, та разбилась на мелкие осколки, к тому же перевернув стол. Фердинанд сочно и красноречиво выругался по поводу случившегося, хотя в темноте не мог определить масштабов разрушения. Он отступил на шаг и потер ногу, а затем неожиданно появился свет, на мгновение ослепивший его. – Вы пьяны! – холодно проинформировала его фигура со свечой. Фердинанд рукой заслонил глаза от света. Как это по-женски – сразу прийти к подобному заключению! – Чертовски пьян, – согласился он, – вдрызг пьян. А вам какое дело? Все еще потирая ногу, он взглянул на царивший вокруг беспорядок. Картина выглядела так, словно весила тонну, но он пробрался к ней и, как смог, водрузил ее на прежнее место. Он поднял и поставил на место столик, но ничего не мог поделать с осколками вазы. Все это время его ослеплял свет свечи, который постоянно приближался. Лишь теперь он взглянул на Виолу, испытывая не только раздражение, но и определенную робость. О Боже! Она даже не потрудилась одеться или хотя бы набросить халат. В том, как она выглядела, не было ничего неприличного. Белая хлопковая ночная рубашка закрывала ее от шеи до запястий и щиколоток. На ней не было ночного чепца, ее волосы, заплетенные в косы, свободно лежали на спине. Виола не выглядела непристойно, хотя ее ноги были босы. Она представлялась олицетворением чистоты, но именно эта рубашка позволяла вообразить, что скрывалось, а точнее, выступало под ней. Фердинанда словно обдало горячей волной, и он еще сильнее потер ушибленное бедро. – Какое мне до этого дело? – повторила Виола его вопрос с праведным гневом. – И это в середине ночи, когда я пытаюсь уснуть? – Ужасно глупо ставить стол посреди коридора, – выразил свое мнение Фердинанд, стараясь не смотреть на нее. Потом он заметил свои куртку и жилет на полу. Он сам был только в рубашке, бриджах и носках. О Боже! Они находились вдвоем, после полуночи, в темном коридоре, каждый около своей спальни – и у него голова была полна мыслей, которым вовсе не следовало приходить на ум. Похотливые мысли. Виола же была само негодование, по крайней мере в этот момент. Она, возможно, никогда и не слышала о вожделении. – Стол был придвинут к стене, милорд, – указала Виола с холодной вежливостью, – картина висела на стене. |
