— Пустяки это все.

Я сделала большой глоток шампанского, решив, что от одного глотка вреда не будет. По телу пробежала теплая дрожь.

Гийом внимательно меня разглядывал. Его обнаженный торс начинал действовать мне на нервы.

— Ты не мог бы надеть рубашку? — строго попросила я и сделала еще глоток.

В конце концов, раз уж я согласилась выпить половину его шампанского, лучше нам обоим быть полностью одетыми.

Гийом только рассмеялся.

— Жарко же! Тебе неприятно видеть мое тело? «Нет, — подумала я, — наоборот, оно меня притягивает».

— Нет, просто странно, что ты сидишь без рубашки.

Гийом опять рассмеялся, пожал плечами, но за одеждой не пошел. Вместо этого он подлил мне еще шампанского. Я послушно отхлебнула. Алкоголь уже начинал действовать, но волноваться пока не стоило: я всего лишь немного успокоилась. К тому же я делала это из благих побуждений — каждый мой глоток не достанется Гийому.

Помолчав с минуту, он предпринял еще одну попытку:

— Ну? Расскажешь, что тебя тревожит? Я правда хочу помочь.

Я внимательно на него посмотрела: Гийом будто был искренне озабочен, даже стер с лица привычную ухмылку.

— Ладно. — Я вздохнула и отвела взгляд. — Просто я немного запуталась, вот и все. — Гийом участливо слушал. — Поппи предложила мне постоянную работу в Париже, и я хочу согласиться. Честное слово. Но не знаю, правильно ли это.

— Pourquoi?  — спросил Гийом, заинтересованно наклоняясь поближе.

Я отпила шампанское и опустила глаза. Откровенничать в мои планы вовсе не входило…

— Потому что дома есть парень, с которым я недавно разорвала помолвку. — Слова сами из меня выходили. — Ну, то есть не я… Он меня бросил. Но теперь он говорит, что совершил ошибку, и хочет начать все заново. Мы были вместе три года, понимаешь? Я в самом деле запуталась. Не знаю, хочу ли возвращаться домой. Я полюбила Париж. Я люблю в нем почти все! И работа мне нравится, хотя иногда ты здорово мне мешаешь.

Я смущенно умолкла. В этом шампанском что, сыворотка правды? Он улыбнулся.

— Прости, что мешаю тебе жить.

— Нет, ты не мешаешь мне жить, — опомнилась я. — Обещаю, больше никогда такого не скажу! В самом деле, мне куда приятнее работать с тобой, чем с мальчиковыми группами. В той работе не было ничего интересного.

Я только теперь поняла, что сказала истинную правду. Мне действительно нравилось работать с Гийомом, несмотря на то — или даже благодаря тому — что я никогда не знала, чего от него ждать. В Париже мне приходилось разговаривать с клиентом, болтаясь на канате между двумя домами, а в Орландо — оправдываться за шалости зеленых юнцов. И почему-то первое было куда интересней.

Я удивленно заглянула в бокал: каким-то чудом он опустел. Неужели я все это выпила, пока стыдливо изливала душу Гийому? Я виновато на него покосилась, но он на меня не смотрел. Смотрел он на бокал. Наполняя его шампанским. Почему-то у меня возникло подозрение, что я пью гораздо больше Гийома. Похоже, мой план «Вылей все в кусты» с треском провалился.

— Ну, я очень рад, что делаю твою жизнь интересней, — сказал Гийом, подливая себе шампанское. Он перевернул пустую бутылку, положил ее обратно и достал из ведерка еще одну, — А ты любишь того парня? Ну, с которым вы расстались?

Я заморгала и уставилась в бокал, как будто ответ на этот вопрос мог сложиться из пузырьков, без конца поднимающихся на поверхность шампанского. Увы, ответа там не было.

— Не знаю, — пробормотала я и сделала еще один глоток, раздумывая над вопросом.